Будь моей няней - Маруся Хмельная Страница 2

Когда я приехала в Магистратум и устроилась на фабрику, Розамунда и посоветовала мне тетушку Амарэтту. И я нисколько не пожалела, что согласилась.

Эта удивительная особа сразу покорила мое сердце. Невысокая, ниже среднего роста, вся уютно округлая и улыбчивая, она не была толстушкой, скорее женщиной неопределенного возраста и веса. Своих жильцов она называла не иначе как «мои курочки». Тетушка сдавала квартиры только одиноким женщинам и девушкам, объясняя это тем, что пускать мужчин в ее королевство цветов и дам никак нельзя.

— Мужик в доме — как петух на клумбе, — уверяла она. — Скотина нужная, но хлопотная. Там поклюет, тут пороет, бутоны лапами перемнет. И уход ему особый нужен, и присмотр, так что если завела — добро пожаловать на отдельный насест, а то не удержится, всех подряд перетопчет.

Если квартирантка выходила замуж, она переезжала в другую квартиру — это было обязательное правило тетушки Амарэтты. Второе, не менее важное — тишина после захода дневного светила.

Хозяйка не возражала против гостей и веселых сборищ, в праздники можно было веселиться хоть до утра, но в будние дни мы, как правильные курицы, соблюдали режим тишины.

Все остальные вопросы решались быстро и без труда: если в квартире недостаточно тепло, слишком влажно или съемщице мешает пузатый старинный комод, тетушка Амарэтта сразу решала проблему. Квартира обогревалась, сушилась, комод переезжал в другое место, потому что «бедная курочка отбила об него все бока!».

Трогательная забота о нашем комфорте не мешала тетушке столь же решительно, как с комодом, расставаться с неугодными жильцами. Когда одна из новых девушек несколько раз нарушила закон о тишине, громко переговариваясь через окно со ждущими у калитки ухажерами, которых поощряла, тетушка, рыдая и заламывая руки, отказала ей от дома.

— Да где же ты, бедная курочка, найдешь такую благодать? Где же так тепленько-то будет, уютненько, душевненько, как у маменьки родной за пазухой? — причитала она. — Нет, дорогая, до весны никак нельзя. Неделя тебе на выезд.

Кроме аренды уютной квартирки — в персиковых тонах у меня и в кремово-розоватых у Розамунды, — зарплаты нам хватало, чтобы посидеть вечерком за чашечкой вкусного кофе у дядюшки Бонборино. Дополнив чашечку ароматного напитка десертом от его компаньонки тетушки Нуттеллы, хозяйки кондитерской.

Кофе здесь подавали в тонких, цвета ночного летнего неба чашках с тонкими изогнутыми ручками. С пенкой и без, сладкий, несладкий, со специями, со сливками и молоком, горячий, как песок в пустыне, и холодный, как горное озеро.

Десерты занимали высокую и длинную, во всю стену, витрину. Тут были широкие круглые креманки с суфле, украшенным свежими ягодами и фруктами; маленькие ажурные корзиночки, начиненные ароматным кремом всех цветов радуги. Пирожные — конусообразные, круглые, ромбовидные, треугольные, колечками и пышными глазурованными развалами, каждое на отдельной невесомой тарелочке. Посыпанные тертыми орехами, сыром и кондитерской крошкой хрустящие румяные полоски. Пирожки, ватрушки, завитки, трубочки, розочки.

В кофейню после работы заглядывали такие же работницы города, как мы, и кумушки в ожидании свежих слухов. Все обменивались новостями и обсуждали последние сплетни. Бонборино услужливо ставил перед каждой посетительницей очередную чашечку кофе, и одна шла обязательно за счет заведения. Вторая или третья — зависело от настроения дядюшки Бонборино в этот день. А настроение его зависело от тетушки Мадженты. Если она всегда с приветливой улыбкой и ласковым словом заглядывала в этот вечер в кофейню, мы все вздыхали облегченно — сегодня дядюшка Бонборино будет доволен. Если же тетушка Маджента не появлялась, тучи сгущались над головой хозяина, жесткие черные длинные усы его печально никли, а густые брови понуро опускались вниз, помогая нависающим векам скрыть всю мировую скорбь в глазах.

Мы с Розамундой по большей части сидели молча, наблюдая за веселым щебетом наполнявших кафетерий девушек и дам, блаженно щурясь и подставляя лицо заходящему за горизонт дневному светилу. Перемолвиться о своих нехитрых делах нам хватало времени с утра по дороге на работу, на самой работе и по дороге с работы. В самом кафетерии нападала томная нега, когда не хочется говорить, а лишь расслабленно попивать кофе и наблюдать за другими людьми.

Между собой у нас была только одна забава: сравнивать посетителей кофейни с какой-нибудь птицей. Поскольку птиц мы, как оказалось, знали совсем немного, и стали повторяться, нам даже пришлось взять в библиотеке энциклопедию по орнитологии, которую мы теперь изучали каждый вечер и, рассматривая новую узнанную нами птицу, вспоминали знакомых, кто бы на нее походил.

— Ой, смотри, голубая сойка! Это же леди Агриппина сегодня! Она была вся синяя, включая лицо! — хохотала Розамунда, тыча пальцем в сине-голубую птицу на странице.

И хотя меня покоробило замечание о синеве лица леди Агриппины, которая только-только оправилась от хвори и выглядела немного нездорово, я тоже невольно улыбнулась. Леди Агриппине не стоило надевать после болезни синее платье, оно только подчеркнуло ее бледность и добавило голубоватый оттенок коже лица. Так, что при виде ее леди Продэкта воскликнула:

— Леди Агриппина, вы слишком увлекаетесь лосьоном из голубянки! Переходите лучше на розовую воду!

Леди Агриппину перекосило, и она поспешила из кофейни на выход. Продэкта растерянно посмотрела ей вслед и обратилась к соседке за столиком:

— Ну вот, а я хотела посоветовать, где лучше купить.

— Продэкта, а от огуречного лосьона, по-твоему, лицо позеленеет? — спросила та.

— Знаешь, на твоем месте я бы не стала рисковать, — задумчиво глядя на соседку, ответила Продэкта.

И весь зал кофейни содрогнулся от хохота.

Вот из таких маленьких зарисовок тихого и уютного быта провинциального городка и состояла наша жизнь.

Большую часть зарплаты я откладывала. Я приехала сюда встретиться с одним человеком, профессором магии из академии. Но пока я его искала, он уже уехал в далекое путешествие. Месяц назад вернулся, но мне никак не удавалось с ним встретиться. То он на занятиях, то на симпозиуме, то еще где-нибудь.

Я оставляла для него записки, в которых просила о встрече, объясняя, как со мной можно связаться. Но он их игнорировал. Я бы могла сидеть перед дверьми его жилища, но мне было туда не попасть, магохрана не пускала. Но надежды я не теряла. Мне он был нужен, сдаваться я не собиралась. Откладывала пока деньги, понимая, что запрашиваемая услуга будет стоить дорого.

Сейчас мои мысли заняла Розамунда, которая в задумчивости раздражающе постукивала ложечкой по стенкам чашки. Я поморщилась и отодвинула от нее кофейную посуду, чтобы прекратить назойливый звук. И Розамунда, очнувшись, выпалила:

— Я уже ненавижу эту работу!

Как оказалось, приятельницу с каждым днем все больше раздражали побочные явления от работы с ятарином: постоянная пыль, забивавшаяся в слизистые и покрывавшая руки до локтей плотным слоем, рутинность процесса — девушкой Розамунда была живой и подвижной. Но это все ничего, если бы…