Оракул выбирает королеву - Оливия Штерн Страница 2

Глава 1 Леди некромант

…Последнее было чистой правдой. Если случайно поймать на незащищенную кожу чей-нибудь отпечаток – один из тех, что свободно плавают в меморуме, – он впитается, сольется с твоей памятью и гадкие сны на ближайший месяц обеспечены. Все это не смертельно, с течением времени отпечатки рассыпаются, растворяются, как сахар в кипятке, и все, что составляло память умершего, перемешивается с памятью всех предыдущих поколений и становится нечитаемым. Так перегнивают опавшие листья. Так все то, что когда-то принадлежало жившим, уходит в прошлое.

Феломена давно удалилась, пискнув напоследок, что очень надеется, рассчитывает, да и вообще, некромант – это последняя надежда. К подобным вещам быстро привыкаешь, и Леона пропускала мимо ушей все эти причитания. Аккуратно приоткрыв плотные шторы, она проследила за тем, как к вышедшей из подъезда аристократке присоединился темный мужской силуэт. Они помедлили, о чем-то переговариваясь, а затем растворились в липких густых сумерках серединного яруса. Леона вздохнула с облегчением. Ей все казалось, что ее муж кого-нибудь подошлет, чтобы на самом деле избавиться от неугодной жены. Но нет, пока все было спокойно. Сколько продлится этот мертвый штиль, Леона не знала.

Вернувшись в гостиную, она снова села за стол, потом аккуратно, через бумажную салфетку взяла трубку и подвинула ее к себе. Плохо, что Феломена хватала ее руками, а до Феломены, небось, еще и ее муж или любовник. Чем больше людей касается предмета, тем тяжелее настраивать компас и, соответственно, труднее разыскать нужный отпечаток.

Леона прикрыла глаза. В голову снова лезли совершенно ненужные мысли – о том, что был бы маркиз Риквейл нормальным человеком, они бы поладили и жили бы припеваючи неподалеку от дворца Вечной королевы. Там, где солнце встает и заходит и светит весь день. Там, где много зелени и где можно без опаски прогуливаться по парку, вдыхать аромат свежескошенной травы, чувствовать прохладу родника, слышать, как перекликаются в кустах птицы… О том, что, возможно, она сама во всем виновата, потому что не нужно было выходить замуж за этого человека. Но замуж хотелось. Она была так юна и наивна, а Риквейл так красиво ухаживал. Их брак, конечно, многие сочли мезальянсом, потому что Леона была последней из захудалого рода Кьеннов, но Риквейлу было плевать на любые досужие разговоры, кроме… кроме того, что молодая жена окажется дипломированным некромантом. Скрыла. Уже зная перед свадьбой о невероятной чистоте крови Риквейлов от какой-либо магии, но все равно скрыла. Сама виновата.

Так больно было думать обо всем этом даже теперь. Но маркиз был красивым и молодым, Леоне так льстило его внимание, что она убедила себя в том, что влюблена. Их хрустальная сказка разбилась через три года после брака, когда Риквейл по чистой случайности нашел старую переписку жены с наставником, известным на королевском ярусе мэтром некромантии. И хвала небесам, что у них так и не родился ребенок, потому что будь это так, Леона вообще не представляла бы, как жить дальше.

Ну вот. Еще чуть-чуть, и она расплачется. Не хватало еще слез накапать в идеально уравновешенную октаграмму заклинания, начертанную цветными мелками прямо на столешнице. Там и одной слезинки хватит, чтобы все испортить.

Затаив дыхание, Леона мерной трубочкой капнула в вершины октаграммы положенные в таком случае ингредиенты: настойку на сушеных лапках летучей мыши, концентрированный уксус, розмариновое масло. Затем поводила над октаграммой рукой. С пальцев срывались невесомые частицы силы, туманом оседали на линиях начерченной фигуры. Октаграмма начала неторопливо и словно бы нехотя наливаться тьмой. Линии, оставленные цветными мелками, поблекли, затем и вовсе пропали, чтобы через несколько мгновений сверкнуть аспидной чернотой поверх ореховой столешницы.

– Так, прекрасно, – пробормотала Леона.

Иногда, создавая заклинания, она разговаривала сама с собой, потому что хотелось разбить стеклянную тишину и пустоту квартиры.

Стараясь не делать лишних движений, чтобы, упаси боже, не нарушить равновесие активированных ингредиентов, Леона взяла в руки компас и поднесла его к центру октаграммы, туда, где покоилась старая и потертая курительная трубка. Над начертанной фигурой начал собираться серый с перламутровым отливом туман и, поднимаясь легким облачком, окутал компас.

Компас был старым, испытанным и принадлежал наставнику. Он мало походил на компас, которым пользуются мореходы. Простая стеклянная полусфера на латунной подложке, никаких стрелок.

«Возьми, деточка, на память. Ни разу меня не подводил, и тебе будет служить исправно», – вот что сказал Леоне старый наставник, когда она, получив диплом, возвращалась домой.

Леона уже и не знала, жив ли он, ее дорогой мэтр Флорье.

Но в одном старик оказался прав, компас не подвел еще ни разу.

Туман, окутавший компас, сделался густым, словно дым от подгоревшего на сковородке кушанья. Руки наливались тяжестью, начинали подрагивать. Леона стиснула зубы: нельзя, нельзя шевелиться, иначе все насмарку и придется начинать сначала.

Пф-ф! С легким вздохом туман втянулся под стеклянную полусферу и там заклубился. Иной раз казалось, что внутри то и дело поблескивают крошечные молнии, как будто там, под толстой линзой, собрались грозовые тучи.

Леона откинулась на спинку стула и поставила перед собой наполненный компас.

Завтра утром она отправится в меморум. Завтра. Не потому, что слишком устала сегодня, а потому, что за годы, проведенные в одиночестве на серединном ярусе, привыкла делать все последовательно и не торопясь.

Ее всегда будил рассвет.

Солнце, выкатываясь из Тени, медленно поднимается вверх, словно просматривая все ярусы, все пласты нависших друг над другом земель. До того, как воцарится над верхним королевским ярусом, мельком и с пренебрежением взглянет на каждый из них. И вот этот скользящий взгляд дневного светила обязательно попадет прямо в окно спальни Леоны, бесцеремонно сверкнет прямо в закрытые веки, а затем поползет дальше, в угол спальни, чтобы через полтора часа погаснуть, затерявшись среди верхних ярусов.

Леона сжалась в комок под одеялом. Всю ночь снилось что-то тяжелое и кровавое. Ей казалось, что она убегает от чудовища и ноги вязнут в мокром песке. И сколько ни оглядывайся, никого не видно. Только страшная ломаная тень, в которой клубится багровая тьма.

Почему так холодно? Дрова в камине только-только прогорели, угли алеют сквозь белесую завесу пепла. Одеяло толстое, пуховое. И все равно она мерзнет каждую ночь. То ли не хватает мужчины в постели, то ли те, кто родился наверху, просто не переносят Середину. Страшно даже подумать, что творится в самом низу, там, куда и солнце-то не заглядывает и неба не видать, а только изнанки нависших сверху других ярусов.

Вздохнув, Леона выбралась из-под одеяла, сунула ноги в растоптанные мягкие туфли и побрела умываться. Она спала в толстых шерстяных носках, которые можно натянуть до самых колен, а все равно мерзла. Дрянь эти серединные ярусы, как есть дрянь.