Серебро на крови - Даша Пар Страница 2

— Ты не ранена? Боже! Как ты здесь очутилась? Кто ты?

Вопросы как градины посыпались со всех сторон, меня подхватили с места, потащили за собой. Кто-то растирал плечи, накинул тёплую куртку, сунул в руки флягу с наказом: «Выпей залпом, ну хотя бы глоточек!»

Тогда же пришло понимание, что у меня амнезия и я совершенно ничего о себе не помню. Странное чувство. Голова работает, проводишь ассоциативные ряды, приходят на ум всякие разные словечки, идиомы или поговорки, можешь сказать: «Да, со мной такое тоже было!» но при этом совершенно не помнить, когда и как это было. Просто ничего о себе не помнила. Бывает.

В Монтерее меня приняли как родную. Молодая, красивая девушка. Ну и что, что без памяти? Зато не ленится работать, приветлива и доброжелательна. Да, немного странно выглядит — эти длинные белоснежные волосы, белые брови, отливающие красным глаза, странная, неестественная худоба… Никто не говорил в открытую, но все считали, что я прошла через ад. Что со мной случилось что-то настолько жуткое, что предпочла всё забыть. Мне нечего было им сказать. Через месяц волосы чуть пожелтели, в глазах появился серый отблеск, щёчки обрели румянец, а фигура немного округлилась. Шла на поправку.

Мне дали имя Мэл/Мэлоу — из-за цвета моей кожи. Предки главы города были русскими, он родился ещё в прежнюю эпоху и решил наградить меня таким именем. По-русски имя расшифровывается: « белая, как мел». Не слишком поэтично, но и дети своего имени не выбирают. Мне нравилась лаконичность и простота, а остальное не интересовало.

Городок Монтерей раньше был захолустьем: люди стремились убраться отсюда как можно дальше, поскольку делать здесь было нечего. Всё меняется. После конца света в этом городе оказалось достаточно сообразительных выживших, которые почти сразу начали возводить стены, как только сообразили, что происходит. Им повезло в том, что в городе когда-то жила стая оборотней, которые верно оценили угрозу белых упырей, поэтому стены росли неправдоподобно быстро. Сначала первая граница, потом вторая, третья… город ширился вместе с количеством жителей. Сейчас строилась четвёртая стена, мы гордились темпами роста. Мы находились рядом с дорогой, поэтому у нас часто останавливались на ночь торговцы.

Меня поселили в гостинице на чердаке, там же я работала официанткой. Мне не нравилась идея идти в поле, сажать продукты, ухаживать за огородом. Шить одежду умела слишком плохо, а вот носить подносы оказалось просто. Как будто бы всегда этим занималась. Соображала быстро, чувствовала клиентов, умела ухаживать за лошадьми в конюшне, когда другие были слишком заняты… Только грустила слишком часто, но ведь это мои проблемы, не так ли?

О чём сожалела? О своём прошлом. Не зная себя, плохо представляла, что делать дальше. Чего хотела? Выйти замуж? Родить ребёнка, завести семью, хозяйство, как это делали другие девушки много младше по возрасту? Нет. Не моё это. Не сейчас. Словно бы что-то в душе противилось этому… а может всё дело в том, что было страшно.

Я не знала, сколько мне лет, но догадывалась, что больше шестнадцати. И у меня была серьёзная проблема — каждый месяц не болела, как другие девушки. Не было ничего, поэтому паника и накрывала с головой: кому такая буду нужна? Бесплодна. Говорили, что всё индивидуально, но по глазам видела: отклонение от нормы. А значит плохо.

Не могу сказать, что была обделена мужским вниманием. Были парни. Встречалась с ними, даже целовалась. Гуляла за ручку, но дальше — ни-ни. Проводила странные параллели в своей голове, о которых могла поговорить только со стариками, поражая их своей осведомлённостью. Речь идёт о Средневековье прошлой эры. Я сравнивала нынешний мир и тот. Были сходства, но были и различия. Сейчас проще относились к тому, кто с кем гуляет или спит. Не было таких болезней, которые были в прошлом. ВИЧ или сифилис, или другие. Нет их. Как нет и морали, запрещающей любить и быть любимым.

Не хотела так. Не была готова, но никто и не настаивал. С насильниками поступали строго: ночью сбрасывали со стены, а дальше как повезёт. Так же поступали и с убийцами. Воров на верёвке за ноги вешали, чтобы белые упыри достать не могли, но нервы помучили знатно. А вообще всё избирательно. Чаще за преступление изгоняли из города. А это смерть, ведь ты мог уйти только с тем, что можешь унести в своих руках. А как ты доберёшься до следующего безопасного места без лошади? Поэтому преступления редки.

Люди были более откровенны в своих желаниях. Где-то проще, где-то глупее, но искреннее. Вся фальшь прошлого слетала с них, как шелуха и я часто говорила об этом с теми, кто родился в ту эпоху. Никогда не забуду слов старого доктора:

— Помалкивай, дорогая, о своих наблюдениях. Ты ведёшь себя не как шестнадцатилетняя девушка, понимаешь? Ты пугливая, местами наивная девчушка, но иногда ведёшь себя как женщина в годах, прошедшая долгий жизненный путь. Не надо так себя вести. Может люди и изменились, но ты же не думаешь, что какой-нибудь восемнадцатилетний оболтус примет тебя такую? Чаще молчи о своих рассуждениях, побольше улыбайся. Или решай, что ты хочешь от жизни. Как знать, может тебе стоит поискать правды в этом огромном, но опасном мире?

— И куда мне отправиться? — прижимая колени к лицу, спрашиваю старика, печально улыбаясь. — Кто мне в этом поможет?

— Знаю только одно место, где могут помочь. Раньше его называли Нью-Йорк, теперь просто Йорк. Этот город принадлежит сверхъестественным существам. Говорят, там творится настоящее волшебство.

— Думаешь, мне там помогут? — спрашиваю, уставившись на карту.

Город отыскать просто, сложнее поверить, что он так далеко.

— Как я туда попаду?! — восклицаю в отчаянии.

— Значит, не так сильно хочешь всё о себе узнать, — ворчит старик, убирая раритет. — Как припрёт — на крыльях полетишь в этот город!

И я ему верила. Просто не хотела никуда лететь. Мне нравилось жить в городе-крепости. Нравилась простая, немного рутинная, работа. В ней были свои плюсы: караванщики, наёмники и просто странники любили говорить о том, через что прошли. Через них видела мир, но не касалась его острых граней. Меня это устраивало.

Но видимо кто-то там, на небесах, не слишком сильно меня любил, раз решил сломать мой искусственный мирок спокойствия.

***

Это был обычный майский тёплый денёк. Так всегда бывает в книгах. Ничто не предвещало беды. Стены крепки, на небе ни облачка. Хорошо и спокойно. Клиентов мало, только двое путников обедают и обсуждают закупки. Планируют скоро отправиться дальше в путь. Они продают старые книги. Жалуются, что с каждым годом покупателей всё меньше и меньше. Смешные, думают, не догадываюсь, за сколько они продают свои находки. Это опасная профессия — лазать по карантинным зонам в поисках книг, мало ли кто может напасть: от обычных головорезов до всякой жути вроде спящих упырей. А читатель всегда найдётся. Есть же Сэлли Прок, писательница новой эры. Улыбаюсь, поднося местный яблочный сидр.

— Мы живём в уникальнейшее время! Наш мир настолько необычен, что и представить себе нельзя. Вот скажи мне: разве мог я в тринадцать лет представить себе, что в пятьдесят буду пить с тобой сидр в настоящем трактире в городе-крепости так далеко от Абилин, насколько это возможно? Нет, разумеется нет! Мой старший брат в те годы мечтал стать актёром и где же он теперь? Настоящий наёмник, промышляет в Орегоне, разве это не смешно? Этот мир совсем с катушек слетел, но зато раковую опухоль, которую в прежней эре назвали бы неоперабельной, мне удалила настоящая знахарка из Лас-Вегаса в двадцать четвёртом году. Считаю, что ты не прав, друг, говоря, что наш мир катится в ад. Нет, он меняется, и делает это достаточно быстро, чтобы такие черепахи, как мы с тобой, не успевали за ним.