Поступление - Макар Ютин Страница 2

— Мы идем, Кодзуки-сама? — Девушка уже успела подняться с травы и сейчас чинно отряхивалась от прилипших к одежде веток. К счастью, нам хватило ума сесть на полотенце, поэтому мокрых следов на заднице удалось избежать. Хотя на пятую точку Цуру я бы посмотрел.

Впрочем, особого влечения у меня в этот момент не ощущалось. План успешно выполнен. Я устал до такой степени, что даже мысли в голове идут вяло, крутятся в основном вокруг окружения или ближайших планов. Страх быть пойманным вкупе с отвращением от крови на своих руках никуда не делись, но… притупились.

Тревожность теперь лишь висела тяжким грузом на сердце, отравляя жизнь, вместо сосущей пустоты в желудке и заходящегося в истерике сердца. Выгодный размен, как ни посмотри.

— Кодзуки-сама, смотрите! Это же кацура! (японский багряник) — Девушка взяла меня под руку и с энтузиазмом ткнула в куда-то в сторону аллеи. Как раз рядом со скамейкой, где сидел молодой японец с густой черной шевелюрой.

— Кацура? (парик яп.) Выглядит натурально! — С сомнением протянул я. Молодой мужчина покраснел, дернулся за портфелем, чтобы прикрыть лицо или голову, но усилием воли поборол свой импульс и просто отвернулся.

— Конечно кацура (японский багряник)! — С уверенностью воскликнула птица-оборотень, — Я их могу отличить в любое время суток!

Бедный японец заерзал, начал судорожно тыкать кнопки в своем допотопном телефоне, вытирать платком стремительно потеющий лоб и исподволь коситься на мою спутницу. Ну еще бы, он-то думал, что Цуру издевалась. А от красивой девушки такие фразы бьют очень больно и болят потом очень долго.

— А давай подойдем и убедимся в этом наверняка! — Предложил я идею.

Молодой сараримен (офисный служащий яп.) на скамейке ожег меня яростным и одновременно беспомощным взглядом, затем резко встал, в два прыжка оказался перед нами и одним веским, волевым движением сорвал с себя свой черный, очень густой и мягкий волосяной покров.

— Да, это парик! ПАРИК! — Закричал он мне в лицо, а затем кинул волосы себе под ноги и с гневом принялся топтать предмет своей гордости. О женщины, коварство ваше имя. Только вы можете абсолютно случайно бросить незнакомого мужчину в пучины страдания и самоедства.

— Ну надо же. Ни за что бы не подумал. А ты, Цуру? — Я мазнул глазами по грязной черной тряпке, что выглядывала из-под туфель раннего японского работника, невозмутимо пожал плечами и повернулся к птице-оборотню.

Та подоплеки и второго слоя своей речи не поняла вовсе, так что реакция молодого человека повергла ее в шок и трепет:

— Я… А-но… Почему? — Беспомощно спросила она зачем-то у меня.

— Фетиш? — Я повернулся к японцу и вопросительно поднял бровь.

— А-А-А! — Завопил он, яростно плюнул мне под ноги и двинулся по дорожке в противоположную сторону. Интересно, что, несмотря на всю свою злость, толкать плечом он меня побоялся. Вот и славно.

— Вот что с людьми делает здоровый парковый воздух. Выбрался из-под крыши бетонных джунглей, и тут же поехал своей. Эх, тяжела доля "белых воротничков" в славном городе Токио.

— Какой ужас! — Девушка с жалостью посмотрела ему вслед. А я вздохнул, в очередной раз удивившись ее доверчивости, — А… что такое фетиш?

— Потом объясню, — Обманул я ее, — Пошли дальше, Цуру. У меня есть еще несколько дел дома, — Шутка забылась почти сразу. Пока моя жертва злилась и топталась по собственному парику было весело, но… Все та же тревожность сжимала когтями сердце. Смех и веселье с ней выходили малоприятными, как сахарозаменитель в кофе. Вроде и там сладость, и там, но сахар придает вкус, а стевия вызывает тошноту своей неестественной приторностью. М-да, глупая аналогия, однако довольно точная.

К выходу из парка мы шли медленно, поминутно останавливаясь у каждого куста или дерева. Я хотел выйти побыстрее, но Цуру так радовалась бликам солнца на древесных листьях, так ностальгично проводила ладонями по коре знакомых деревьев, что равнодушные слова застряли у меня в горле. Пусть порадуется.

Раннее утро, солнечный свет подсвечивает листы со всеми их прожилками, мягкое дуновение свежего ветерка треплет волосы красивой девушки рядом со мной. Я невольно улыбнулся той тишине и умиротворенности, которая вдруг поселилась у меня в душе от этой картины. Видимо, это и есть та загадочная аура спокойствия и удачи, что окружает журавлей. Мир красив сам по себе, но именно птицы-оборотни одним своим присутствием могут донести эту нехитрую мысль до людей вокруг.

— Ой, Кодзуки-сама! Этот дуб точь-в-точь, как в роще Арихаго…

Девушка осеклась, когда откуда-то из-за деревьев раздались полные боли крики и совсем уж истошные визги, почти ультразвук. Мы с ней переглянулись, я вздохнул, задвинул излишне совестливого йокая за спину, после чего двинулся вперед, по тонкой тропинке навстречу воплям. Сам бы я прошел мимо не оглядываясь, но терпеть весь следующий день молчаливый упрек в глазах своей подопечной… У меня психика не железная. Особенно после вчерашней бойни.

— Куда ты бежишь, чучело?! — Азартный выкрик раздался буквально в нескольких шагах, а потом деревья расступились — мы оказались на крохотной полянке.

Здесь также сияло солнце, подмигивала из-за крон синяя высь. Также пели птицы, слышалось урчание машин от трассы неподалеку. Вот только капельки крови, что, словно роса, устилали зеленый ковер на прогалине, портили все очарование теплым весенним днем.

Передо мной стоял и азартно размахивал небольшой, явно старческой тростью какой-то толстяк лет эдак шестнадцати-семнадцати. С каждым взмахом от его палки поднимались волны ветра — качали низкую траву, срывали венчики у редких цветков на окраине поляны и даже вырывали комья земли.

Напротив юного практика стояла… женщина. Высокая, почти под два метра, со слишком длинными руками и в традиционной, совсем не современной юкате. На плечах и голове странного существа болтался на манер фаты невесты отрез белой ткани, образуя капюшон и бахрому вокруг. Белое полотнище походило на хиджаб: скрывало голову так радикально, что на месте лица можно было разглядеть только черный провал.

Настроение тут же испортилось. Очередные разборки, причем межрасовые. Как же я устал встревать во все это.

— Тебе больше не сбежать, чудовище! — Пафосно провозгласил экзорцист. Краем глаза он покосился на новоприбывших, но наша аура выдавала магов, так что он не стал обращать на меня и Цуру внимания.

Женщина в белом закричала, отвела назад свои длинные руки, а затем рванула в сторону толстяка. Тот быстро взмахнул своей клюкой, словно ждал этого маневра. Легкое промозглое ощущение, как от внезапного сквозняка, характеризовало высвобождение энергии рейбуцу. Воздушная волна ударила из странного посоха-медиатора прямо в костлявую грудь, откинула женщину на пару шагов назад.

Та приложилась спиной о ствол дерева, истошно взвыла. Я поморщился от этого дикого, выворачивающего душу вопля. Цуру и вовсе зажала уши руками, сгорбилась, отступила на шаг. Я подал ей руку, и девушка вцепилась в нее, повисла всем своим хрупким тельцем. В ее глазах плескался ужас, а взгляд метался от существа в белом до духовного практика и обратно.