Крестоносец из будущего. Командор - Герман Романов Страница 2

Остальные не спали, а ждали своего командора — на горячих камнях стоял котелок, в нем дымилась каша и остатки копченого мяса. Они не хотели ужинать без него и сидели голодные, дожидаясь возвращения.

Вечеряли при свете костра, в который Прокоп щедро подкинул большую охапку сухого хвороста. Яркие языки пламени взметнулись в черноту, осыпав искрами.

— Завтра ты, Прокоп, и ты, сын мой, — Андрей посмотрел на Велемира, который перестал жевать и застыл, ожидая распоряжения, — сходите в лес и принесите дичи, птицу там или косулю. Или еще что, весом побольше…

И усмехнулся — по непостижимой прихоти судьбы парень признал его своим отцом, и давняя афганская татуировка группы крови играла здесь главную роль. В этом мире она выполняла совсем иную функцию…

— А Чеслав с Досталеком наломают хвороста. Да у кельи его сложите рядышком, чтоб старику далеко не ходить!

— Исполним, ваша милость, — вчерашние холопы, освобожденные им из узилища, поклонились, и Андрей усмехнулся про себя — другими словами, конечно, но таким же тоном и горящими глазами отвечали солдаты ему, своему командиру, в той, прошлой жизни.

— А ты, Арни, за всем присматривай, тебя нечего учить!

Старый орденец, в потертом красном плаще с белым крестом, наклонил голову. Матерый воин, выручивший его в злополучном трактире, где он сам вляпался в западню, как юнец, и уже считал, что все кончено и поляки его просто нашинкуют мечами. Таким всегда можно доверять, не продадут, и вражеский удар отобьют, и спину прикроют.

Немного поговорив еще на сон грядущий, новоявленные служители ордена Святого Креста разлеглись у костра, но плотно сбитой массой — ночи стали холодные.

Андрей еще долго сидел у костра и размышлял. Потом поднялся, лег на подстеленную попону и уснул, крепко и без сновидений…

В предрассветных сумерках, ежась от холода, поднялись все практически одновременно. Сон моментально улетучился, стоило только облиться холодной водой и докрасна растереться полотенцами. Потом была изнурительная часовая тренировка, ставшая ритуалом за эти дни и завершившаяся обязательным для всех купанием и обтиранием.

Завтракали кашей, запивая кисловатым вином из кожаной фляги. Потом молодежь отправилась на сбор валежника и охоту, Андрей же в гордом одиночестве стал методично отрабатывать рубящие и колющие удары мечом…

— Очень интересный удар у тебя, сын мой. С коня больше требуется рубить с плеча, а вот в пешей схватке такой прямой выпад просто неотразим. И выпад резкий, и удар достаточно сильный. — Голос бывшего рыцаря, а нынешнего священника прозвучал дружелюбно и по-отечески искренне, заботливо.

Да и обращение словами «сын мой» говорило теперь о многом. Андрею стало ясным, что и сам священник сделал за прошедшую ночь определенные выводы, которые напрямую касались его дальнейшей жизни. Но все же что решил ночью старый отшельник?

— Придет уже умерший, но еще не рожденный… Пророчество святого Феофана…

И хоть тихо прошептал священник, но Андрей, у которого в данный момент слух обострился до предела, все хорошо расслышал. Отшельник же словно рассуждал сам с собой:

— Ты говорил вчера правду, сын мой, но эта истина ужаснула меня. Скверна празднует уже пир там, стремится отпраздновать свой кровавый пир и здесь. Тот мир гибнет, Господь стал спасать праведников, отправляя их туда, где добро еще отчаянно сражается. Воистину всегда неисповедимы пути Господни, и не мне, грешному, сомневаться в божественном предвидении. Укрепим же свои слабые души молитвой, и Господь подскажет нам нужное решение. — Священник встал на колени и начал внятно читать молитву. Андрей тоже расположился на коленях рядом с отшельником, и потихоньку молитва заняла все его мысли, наполнила собой всего его…

— Очнись, сын мой! Молитва твоя была праведной, раз ты полностью ушел в нее. Но нам еще необходимо решить некоторые важные проблемы. Садись, сын мой, и слушай меня внимательно. Ты рыцарь, Андрей из рода Никиты, в этом у меня теперь нет никакого сомнения. Рыцарь благородных кровей! Только они постоянно изнуряют свое тело трудом и холодной влагой, только они могут взять под свою защиту униженных простолюдинов, не кичась и не боясь последствий этого шага. Ты не совсем хорошо дерешься мечом и секирой, прости, я это видел. Но это не вина, а беда — в твоем мире зла у тебя было другое оружие. И я уверен, что пройдет только немного времени, и ты полностью овладеешь нашими мечами, секирами и копьями… — Отшельник остановился в своем монологе и стал внимательно рассматривать Андрея, задумчиво теребя искалеченной рукой свою седую бороду.

Он будто бы искал какой-то ответ, но пока не находил его. Прошло немало минут в отнюдь не тягостном молчании, и суровое лицо священника внезапно прояснилось, и Андрей сразу же понял, что решение какой-то проблемы найдено старым рыцарем ордена.

— Ты орденец, брат мой, и иначе быть не может! Ты там тоже воевал, и твое воинство, как я понял, тоже было подобием ордена…

Андрей чуть не поперхнулся, представляя своих собровцев рыцарским орденом. Хотя… В чем-то старик и прав, они ведь тоже своеобразная каста, спецназовцы, и тоже, он помрачнел, вспоминая Чечню, ведут «крестовые походы»…

— Так же, как мы, дрался с неверными и нечистью, шрамы на твоем теле о многих боях говорят. — Старик продолжил: — Рыцари в твоем мире именуются лейтенантами, каждый из которых имеет свое «копье». Твой прежний рыцарский чин звучит как «старший» — майор… И ты говорил, что он главнее «головы» — капитана, который командует тремя «копьями». А при нем есть прапорщик, и я рад, что даже в ваше время остались знамена и доблестные воины, которые их носят. Хотя германцы называют прапорцы баннерами…

— Верно мыслишь, отче!

Андрей хмыкнул, рассуждения священника были забавные, но по сути правильные.

— В нашем ордене так же, — старик словно не заметил иронии Андрея. — Баннерный рыцарь командует тремя «копьями», а командор тремя «флажками» — баннерами. Наверное, и майор — другое имя командора, да и себя ты не раз называл командиром, по-нашему это и есть. Знаки на теле у тебя тоже наши, да ты и говорил, что это группа крови — она всегда будет отличаться, и не только от простолюдинов, но и от всех других рыцарей. Прости меня, Господи, грешного, опять во мне заговорил грех гордыни, — и священник перекрестился.

Андрей почти сразу поддержал старого рыцаря, рука сама потянулась совершить крестное знамение.

— Неисповедимы пути Господа нашего! Он вернул командора Андреаса, род которого ведом только Господу, но смертным будет известно, что он тот самый, из прежних «хранителей». Мы почти никогда не называем родового имени, потому что орден имеет высшей целью служение Господу не только крестом, но и мечом. И в первую очередь именно мечом. Встань с колен, брат мой! Иди за мной и возьми с собой двух лошадей!

Тяжело опираясь на крепкую палку, священник захромал, но довольно быстро пошел вперед. Они миновали хижину отшельника, затем белую известковую скалу и углубились в прекрасную березовую рощу, расположенную на склоне горы.