Жертва всесожжения - Лорел Гамильтон Страница 2

– Может быть, так оно и было. Я его бил об стену сноваи снова. А он орал: «Я тебя сожгу, я тебя сожгу заживо!» Потом пламя пожелтело,стало обыкновенным, и он загорелся. Я его отпустил и бросился за огнетушителем.Сбить огонь с его тела нам не удалось. Огнетушители гасили стены, вообще всеостальное, но на него не действовали. Будто огонь выползал из него, из глубинытела. Мы сбивали пламя, но оно тут же вспыхивало, да еще с новой силой, пока онвесь не стал сплошь огненным.

Глаза Мак-Киннона смотрели куда-то вдаль, и в них был ужас –он все еще это видел.

– Он не умирал, миз Блейк, как должно было быслучиться. Он орал и орал, и мы не могли ему помочь. Не могли.

Он осекся, замолчал, глядя все так же в никуда.

Я подождала. Потом все же повторила свой вопрос:

– А зачем вы пришли сюда, капитан?

Он моргнул, вроде как встряхнулся.

– Мне кажется, что мы имеем дело с очереднымзапальником, миз Блейк. Дольф сказал, что если кто-то может помочь нам прерватьчереду мертвых тел, так это вы.

– Экстрасенсорные способности не являютсяпротивоестественными в строгом смысле слова. Это просто талант, вроде как уклассного питчера в бейсболе.

Он потряс головой:

– Тот, кто погиб тогда на полу полицейскогоучастка, – это не был человек. Не мог быть. Дольф говорит, что вы –эксперт по монстрам. Помогите мне поймать этого монстра, пока он не началубивать.

– Он – или она – еще никого не убил? Сгорало толькоимущество?

Мак-Киннон кивнул:

– За встречу с вами я могу лишиться работы. Мне следовалобы подать рапорт по команде и получить согласие с самого верха, но пока что мыпотеряли только пару домов. Я хотел бы, чтобы так оно и осталось.

Я медленно вдохнула и так же медленно выдохнула.

– Рада была бы вам помочь, капитан, но, честное слово,не знаю, что я могла бы сделать.

Он протянул мне толстую папку.

– Здесь все, что у нас есть. Посмотрите и перезвонитемне сегодня вечером.

Я взяла папку и положила ее на стол.

– Мой номер там есть. Позвоните. Может, это и незапальник, а что-то другое. Что бы это ни было, миз Блейк, оно может купаться впламени и не гореть. Оно может идти по дому и разбрызгивать огонь, как сифонводу. Ни бензина, ничего легковоспламеняющегося, миз Блейк, но дома вспыхивают,будто пропитанные чем-то. Когда мы доставляем дерево в лабораторию, оно чисто.Будто тот, кто этим занимается, умеет заставлять огонь делать такое, что огоньв принципе делать не может.

Он посмотрел на часы:

– Я уже опаздываю. Сейчас я стараюсь добиться, чтобымне разрешили обратиться к вам официально, но боюсь, начальство будет ждать,пока начнут гибнуть люди. Я этого ждать не хочу.

– Я вам перезвоню, но это может быть поздно. Вам можнозвонить поздно?

– Звоните в любое время, миз Блейк. В любое.

Я кивнула, встала и протянула руку. Он ее пожал – твердо, ноне слишком крепко. Многие клиенты, которых мои шрамы не оставляли равнодушными,жали мне руку так, будто хотели добиться стона. Но этот – нет. У него естьсобственные шрамы.

Не успела я сесть, как зазвонил телефон.

– Мэри, в чем дело?

– Это я, – сказал Ларри. – Мэри решила, чтоты не будешь против, если она меня соединит.

Ларри Киркланд, стажер – истребитель вампиров, сейчас долженбыл находиться в морге, пронзая вампиров кольями.

– Не буду. Что стряслось?

– Надо меня подбросить домой. – В его голосе слышаласьчуть заметная неуверенность.

– Выкладывай.

Он засмеялся:

– Забыл, что с тобой не надо темнить. Меня зашили. Докговорит, что все будет нормально.

– Что случилось? – спросила я.

– Я тебе все расскажу, когда приедешь.

И этот мелкий сукин сын повесил трубку!

Только по одной причине он мог не хотеть говорить со мной.Наверняка наделал глупостей и получил травму. Два тела на протыкание колом. Дватела, которые еще по крайней мере сутки не встанут. Так что тут моглослучиться? Как говорит старая пословица, есть только один способ выяснить.

Мэри перенесла моих клиентов на другое время, я взяла изящика стола наплечную кобуру с браунингом и надела ее. С тех пор как яперестала надевать в офисе пиджак, пришлось держать пистолет в ящике, но наулице я всегда после темноты хожу с пистолетом. Почти все твари, оставившие намне шрамы, погибли – по большей части от моей руки. Пули с серебряной оболочкой– чудесная вещь.

Ларри сидел на пассажирском сиденье моего джипа в оченьнапряженной позе. Трудно сидеть в машине, когда у тебя на спине свежие швы.Рану я видела – один острый прокол и длинная рваная царапина, то естьфактически две раны.

На Ларри была та же синяя футболка, в которой он приехал,только на спине она была разорвана и окровавлена. На меня произвеловпечатление, что он не дал сестрам ее разрезать. Они всю одежду, что им мешает,режут не задумывясь.

Он подался вперед, упираясь в привязной ремень, пытаясьнайти удобную позу. Рыжие волосы его были острижены так коротко, что почти незамечалась их курчавость. Ростом Ларри был пять футов четыре дюйма – на дюймвыше меня. В мае он получил диплом по противоестественной биологии, но сосвоими веснушками и морщинкой боли между ясными голубыми глазами он выглядел нашестнадцать, а не на двадцать один.

Я так засмотрелась, как он вертится, что пропустила поворотна I-270, и мы застряли на Балласе, выбираясь на Олив. Приближалось как развремя ленча, и улица была забита людьми, стремящимися быстро набить желудок ивернуться к работе.

– Ты обезболивающее принял? – спросила я.

Он пытался сидеть неподвижно, стиснув рукой край сиденья.

– Нет.

– Почему?

– Такие штуки меня отключают. А я не хочу спать.

– Сон от лекарств – совсем не то что обычныйсон, – сказала я.

– Нет, – сказал он. – Сны снятся похуже.

С этим я была согласна.

– Ларри, что произошло?

– Я восхищен, что ты так долго не задавала этоговопроса.

– Я тоже, но не хотела спрашивать тебя при враче. Еслиначать разговаривать с пациентом, доктор обычно переходит к другому больному. Ая хотела узнать у него, насколько серьезно ты ранен.

– Несколько швов, – ответил он.

– Двадцать.

– Восемнадцать, – уточнил он.