Обычная злая сказка - Александра Первухина Страница 2

Медвежонок опять жалобно заскулил, и Снежана мгновенно забыла обо всех этих вопросах. Перед нею было живое страдающее существо, которое нуждалось в немедленной помощи, а остальное просто не имело значения. Девочка стала приближаться к несчастному животному – осторожно, чтобы не спугнуть его и не навредить ему тем самым ещё больше. Она тихонько разговаривала с ним, всем своим видом стараясь показать, что совершенно для него не опасна. Зверь, услышав человеческий голос, открыл мутные слезящиеся глаза и попытался зарычать, но сил у него не хватило даже на это, и вместо грозного рёва из пасти раздалось едва слышное сипение. Медвежонок часто задышал, словно ему не хватало воздуха, у него на шее сквозь свалявшуюся шерсть тускло блеснул узкий металлический ошейник.

Снежана ахнула, поняв, как мучается несчастный зверь, и торопливо бросилась на помощь, мгновенно забыв о необходимости не напугать беднягу. Она опустилась рядом с ним на колени, нисколько не заботясь о том, что скажет мать, увидев на брюках дочери очередные пятна грязи, осторожно, чтобы не причинить ещё большей боли, приподняла голову животного и провела пальцами по стальной полосе в поисках застёжки. Медведь покорно терпел её попытки расстегнуть ошейник – видимо, на сопротивление у него уже просто не осталось сил. А девочка никак не могла обнаружить места соединения концов странного изделия, больше напоминающего удавку, чем нормальное приспособление для контроля за поведением животного, и постепенно уже приходила в отчаяние. Но не могло же проклятое стальное кольцо быть сплошным?! Снежана стиснула зубы и, заставив себя успокоиться, насколько это возможно в такой непростой ситуации, сосредоточилась, медленно, сантиметр за сантиметром ощупывая шероховатый холодный металл и внимательно следя за своими ощущениями.

Через несколько секунд девочка почувствовала, что в кончиках пальцев появилось тёплое приятное покалывание, как это всегда бывало, когда она осматривала больного зверька, и практически сразу больно укололась об изогнутую фигурную застёжку, которая почему-то находилась с внутренней стороны ошейника. Недоумевая, кому понадобилась такая странная и неудобная в использовании вещь, Снежана аккуратно приподняла металлическую полосу и попыталась расстегнуть упрямый замочек. Он поддался на удивление быстро, и девочка, не тратя время на размышления по поводу непонятной боли, возникшей в руках там, где она его касалась – наверняка металл накалился на морозе, – сняла с медвежонка ошейник. Правда, с этим простым вроде бы процессом пришлось помучиться: она с трудом разогнула стальную полосу настолько, чтобы её можно было стянуть через голову медведя, – развести концы ошейника в стороны на расстояние, достаточное, чтобы между ними прошла шея зверя, ей так и не удалось. С облегчением отбросив нестерпимо жгущую руки полосу металла в ближайшие кусты, девочка потянулась, чтобы потрогать нос тяжело дышащего медвежонка, и изумлённо замерла.

Зверь, избавившись от удавки, смог немного распрямиться, и внезапно оказалось, что его скорее можно назвать медвежьим подростком, чем медвежонком. Тощий и грязный, он всё равно был достаточно крупным, чтобы внушать беспокойство такому беспомощному во всех отношениях существу, как Снежана. Девочка невольно попятилась от своего пациента, опасливо косясь на более чем внушительные когти и клыки. Под ногу подвернулся предательский камень, и она со всего маху села на землю, больно ударившись копчиком. Из глаз брызнули непрошеные слёзы, руки зашарили по земле – в поисках слетевшей с плеча во время падения школьной сумки. Снежана всхлипнула, не зная, что ей теперь делать с внезапно обрушившимися на неё неприятностями, и даже обрадовалась, когда правая ладонь наткнулась на выброшенный ею ошейник. Хоть какая-то защита… Медведь, увидев у неё в руке знакомую и явно нелюбимую вещь, настороженно попятился, окрылённая успехом девочка сжала неожиданное оружие в руке, не обращая внимания на жгучую боль, возникшую в том месте, где металл соприкасался с голой кожей. Зверь испуганно рявкнул и внезапно бросился на неё… Жжение сменилось непереносимым жаром, огнём, пробежавшим по руке и охватившим всё её тело… А в следующее мгновение на Снежану обрушилась беспросветная темнота.

Было больно, темно и… жарко. Именно последнее почему-то воспринималось как нарушение законов бытия. Снежана сама испугалась такого странного выверта собственного сознания. Почему это она считает боль и темноту нормальным явлением?! Так быть не должно! Всплеск эмоций разбудил притаившееся в груди и животе раскалённое страдание, и девушка жалобно застонала, свернувшись калачиком, словно это могло как-то остановить поселившуюся в её теле муку. Из глаз потекли слёзы, в горле запершило от подступающих рыданий, Снежана сжалась в комочек, подтянув колени к груди и обхватив себя руками, тихо поскуливала от боли, рвущей на части всё её существо. Она не знала, сколько времени пролежала в таком положении в тёмной жаркой пустоте, пронизанной страданием, – казалось, прошла целая вечность. Девушка уже плакала в голос, всхлипывая и судорожными вздохами втягивая воздух, который словно превратился в раскалённый пар и жёг лёгкие… Ей становилось всё хуже и хуже, боль нарастала, заставляя Снежану метаться в обжигающей тьме в тщетных попытках убежать от её безжалостных когтей. Девушка уже не чувствовала своего тела – только тяжёлый сгусток страдания, в котором оказалось заперто её сознание. Она молилась об избавлении – любом: в тот момент ей казалось, что даже небытие лучше этой вечной пытки. Главное, чтобы всё закончилось, неважно как… Она с облегчением погрузилась в беспамятство…

Темнота и боль, опять жара, заставляющая жадно хватать открытым ртом раскалённый воздух. Снежана со сдавленным стоном провела по лицу рукой, стирая липкий пот, и с ужасом осознала, что практически не чувствует своего прикосновения к коже. Невыносимая боль, тяжело переливающаяся в животе и груди, глушила все другие ощущения. Что же с ней случилось?

Девушка попыталась вспомнить, что с ней произошло и из-за чего она теперь вынуждена терпеть такие страдания. В голову ничего не приходило, яростный жар, казалось, выжигающий все её внутренности, мешал сосредоточиться. В памяти мелькали разрозненные картины: школьный двор, сумка, падающая на землю, медведь, странный ошейник, который никак не хотел открываться… Медведь! Снежана испуганно охнула, внезапно догадавшись о причине своего состояния. На неё напал тот самый медведь, с которого она сняла ошейник, и, наверное, сильно ранил! Но ведь он может быть ещё где-то поблизости!

Снежана замерла, набираясь смелости, и, глубоко вздохнув, осторожно приподняла веки. В следующую секунду только слабость и боль удержали её от панического бегства в никуда. Девушка затравленно озиралась по сторонам, не в силах поверить в то, что видела вокруг себя… Как она могла оказаться на какой-то сырой полянке в центре самого настоящего болота? Откуда всё это взялось? Мёртвые, искорёженные неизвестной силой деревья, заросшие мхом и лишайниками, скользкие даже на вид камни, тучи насекомых, роящихся над покрытыми зелёной ряской вонючими лужами… И самое главное – жара! В конце осени просто не может быть так жарко!

Тихий, полный боли стон заставил девушку подскочить на месте, ударившись о корягу, и повернуться к источнику возможной опасности. В следующий миг она забыла и об окружающих её странностях, и о нестерпимом жжении в груди и животе… За этой полусгнившей корягой, о которую она только что ударилась головой, пытаясь подняться, лежал парень лет семнадцати. Он был весь покрыт ссадинами и кровоподтёками, на горле виднелась тёмно-синяя полоса, но самое главное – он был абсолютно голый! Снежана почувствовала, как к щекам приливает предательский жар, отозвавшийся с правой стороны лица дёргающей болью, и торопливо отвернулась, пробормотав извинения. В голове стало пусто и гулко, как в колодце, при одной мысли о том, что она находится неизвестно где, наедине со странным избитым мальчишкой, который…