Кельтика - Роберт Холдсток Страница 2

Тисамин повернулся к девушке. Он испытывал робость, потому что знал: это не простая смертная, а богиня, которая хранила Ясона большую часть его жизни.

— Все кончено. Наконец. После стольких лет агонии.

— Да. Все закончилось. О Ясоне позаботятся.

Тисамин поинтересовался:

— Арго — ветхий корабль. Сможет ли он доставить Ясона к безопасному пристанищу? Туда, где его не побеспокоят?

— Да, — подтвердила девушка. — Корабль отвезет его в безопасное место.

Повернувшись, чтобы уйти, она рассмеялась, и ее накидка всколыхнулась от движения.

— Но один из вас всегда будет знать, где найти его.

Северная страна Похйола, 700 лет спустя

Ему казалось, что целую жизнь он пробирается сквозь снега этой ледяной страны, в которой бывал когда-то, но которую почти не помнил. Иногда ему приходилось вести лошадей в поводу, но он не хотел прибегать к заклинаниям, чтобы облегчить свою участь. Его тело взывало: «Ты же обладаешь такой силой, используй магию и прекрати мучения!»

Но он не хотел обращаться к магии, она еще понадобится, когда он доберется до скованного льдом таинственного Кричащего Озера. Поэтому он терпел холод и эту бесконечную полярную ночь. С ним вместе страдали и его лошади. Там, где снег слежался, он бежал, а где снег был рыхлым и коням приходилось грудью пробивать дорогу, он шел по их следу. Так он продвигался вперед день за днем. Снежная пустыня почти пройдена, впереди была страна Похйола и то загадочное место, куда он пробирался.

Он знал, куда идет, поэтому у него на шее уже висели волчья кость и зуб медведя. А еще он прикрепил шкурки норки и лисицы к обтрепавшимся, смердящим мехам, что укрывали его тело от холода уже полгода — с тех пор как он покинул равнины и болота Карелии и, перейдя ледяной мост, оказался в северных горах.

Зимой в этих странных местах не было ни сумерек, ни рассвета: лишь залитые лунным светом облака, мириады звезд и призрачное сияние на севере. Только усталость и положение луны определяли время для сна. Коням это не нравилось.

— Все мои кости ноют, — пробормотал молодой человек в свою заледеневшую бороду, очищая ото льда широкие ноздри лошадей. Он поднес факел поближе к их мордам, чтобы посмотреть, не пострадали ли глаза или шеи. — А ноют они потому, что на них запечатлены все те магические заклинания, которые я использовал в своей жизни и которые мне еще понадобятся. Таким я родился за сотни и сотни таких же лошадей тому назад! Конечно, я мог бы воспользоваться заклинанием, чтобы облегчить нашу участь. Из всех лошадей, что у меня были, вы — самые лучшие. Вот почему я не дал вам имен. Я буду очень горевать, когда вас не станет. Лошади становятся все совершеннее, я мог бы вызвать немножко тепла с помощью магии… но не буду. Я хочу приберечь ее к тому времени, когда она действительно понадобится. Ну пошли же, все не так плохо. Скоро мы будем у озера. Совсем скоро, еще один час пути. Тогда мы остановимся поесть. Обещаю!

Ответом на его слова были лишь леденящее дыхание холода и тяжелый вздох и унылый взгляд двух животных. Словно они знали по легчайшим вьюкам, что еда на исходе. Выступающие ребра лошадей, которые не могли скрыть даже попоны, свидетельствовали о недоедании.

Дня не было, лишь бесконечная ночь. Когда он был здесь в последний раз, пять поколений назад, стоял бесконечный полярный день, и он забыл, как выглядят звезды. А сейчас он скучал по солнцу. Рассвет приближался. Северное сияние, огненное дыхание просыпающейся богини, исполняло свой танец, поднимаясь все выше и устремляясь к звездным небесам.

— Скоро наступит день, кони. Я, конечно, рад, но к его началу мы должны быть уже у Кричащего Озера. В этой скованной стужей стране слишком многое пробуждается с наступлением дня. Так что напрягитесь, еще один, последний, час. Самый последний. Ради меня. Ради вашего хозяина — вечно молодого старого Мерлина.

Только холодный взгляд и ледяное дыхание.

— Я не стану истощать свои силы, чтобы быстрее добраться туда, — заявил молодой человек. Он начал сердиться. — Я должен беречь свою магию!

Он бросил поводья, развернулся и пошел по глубокому снегу, стараясь ступать по следам волчьей стаи, прошедшей здесь раньше. Почуяв их запах, Мерлин начал выть, рычать, стучать талисманом из волчьей кости, дразня лошадей.

Вскоре те припустили за ним.

«То-то же, я знаю, как надо обратиться с животными!»

Я бывал в этих местах, но не очень хорошо помнил их. Когда я был здесь в последний раз, мой путь в дикий заснеженный лес — северные земли Похйолы — проходил через узкое ущелье, охраняемое безобидными песцами, шумными норками и темнокрылыми птицами.

Выйдя из березового леса к ущелью, я наткнулся на стоящие в ряд деревянные изваяния с мрачными лицами. Они были в пять раз выше человеческого роста, их зловещие черты освещались факелами, расположенными вокруг каждой фигуры.

Я насчитал десять таких чудищ. Они загораживали вход, а растущий между ними колючий кустарник оставлял проход разве что для снежной крысы. Так что если и существовала дверь в этой зловещей стене, то я ее не видел.

Используя колючки с кустов как крюки, я соорудил грубое жилище из шкур, что лежали в моем багаже, покормил коней и принялся по очереди изучать лица каждой фигуры. Мое внимание привлек истукан с листьями вместо волос и зловещим взглядом. Через некоторое время я вдруг понял, кто это. И был потрясен. Это же Скоген, мой старый жуликоватый товарищ. Его имя переводилось как «тень незримых лесов», а он таким и был. В те далекие времена, когда Скоген еще был человеком, мы вместе пережили немало рискованных приключений. А теперь он стоит здесь, в вечной ночи, деревянный божок с потрескавшимся от мороза лицом. Ему здесь совсем не место. Когда я позвал его по имени, факелы вокруг него весело мигнули. Мне было не до веселья, я все вспомнил.

Еще одно лицо показалось мне знакомым, когда я вгляделся в его черты. Еще один «друг» моей молодости, но не такой грубый.

— Так-так, Синизало. Ты любила лазить по деревьям. А теперь сама стала одним из них. Ты любила разыгрывать меня, а потом удирала со скоростью ветра. А теперь ты вросла корнями в землю.

Синизало была вечным ребенком. Я тоже был таким «синизало». Все на свете существа какое-то время бывают «синизало». С годами эта способность быть ребенком утрачивается. Но в некоторых из нас продолжает жить забавный резвый детеныш, которого можно вызывать по желанию. Вечный ребенок. Пример перед нами, пять тысяч лет, память, вырезанная из березы.

— Синизало, — прошептал я с чувством и послал ей воздушный поцелуй.

Выражение лица громадной статуи не изменилось, но большие темные птицы вдруг поднялись со своих гнезд и закружились над головами изваяний.