Странники и Островитяне - Стив Кокейн Страница 2

Как только хозяйка спустилась к себе, я дрожащими руками сломал печать на конверте и развернул единственный листок пергамента, который был внутри. Со все более растущим изумлением я прочитал письмо, которое оказалось не чем иным, как предложением работы! Я не смог вспомнить вакансию, на которую ссылался его автор, но, просмотрев свои папки, обнаружил следующее объявление:

ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ В РЕСТАВРАЦИИ

Мой особняк пришел в запустение. Он довольно велик, поэтому требуется немало труда, чтобы привести его в пригодное для жилья состояние.

Я бы с удовольствием воспользовался услугами надежных и трудолюбивых людей.

Если вы сочтете, что обладаете соответствующей квалификацией, пожалуйста, напишите по адресу…

Подпись была неразборчива. В последние месяцы я ответил на такое количество подобных объявлений, что эта коротенькая заметка, видимо, просто вылетела у меня из головы. Я попытался вспомнить, что именно я мог написать тогда, предлагая свои услуги. Вероятно, я приложил немало усилий, чтобы особо подчеркнуть методичный склад ума, способность руководить людьми, талант вести счета и блестящую способность быстро и эффективно решать организационные задачи, какими бы сложными они ни были.

Я внимательно прочел последние строки письма. Тот, кто написал его, приглашал меня прийти в любое удобное время по указанному адресу. Дом находился на окраине города. Название местности было мне знакомо, хотя как я ни пытался, но не смог припомнить частных домов в этом месте — ни полуразрушенных, ни еще каких-нибудь.

Во всяком случае, перед выходом мне нужно будет натереть ботинки, подровнять усы и почистить щеткой старый добрый мундир. Я полон решимости появиться перед будущим работодателем в самом располагающем виде.

— Подтяни носки, Майкл! Не смей идти в школу в таком виде!

Рыжик Браун остановился у ворот. Опершись о столб — ранец неуклюже свисал спереди, — он, осторожно балансируя сначала на одной ноге, потом на другой, натянул колючие серые носки. Он слушал, что говорила мать.

— И не забудь закрыть за собой ворота, — ее голос звучал раздраженно, — а то листья налетят и замусорят всю клумбу. И после школы сразу домой! Я запрещаю тебе болтаться на лужайке с мальчишками Хопкинсов!

Рыжик, вздыхая, потянул створки ворот, чтобы они закрылись, и сдвинул ранец на бок. Затем он побрел по узкой дорожке до угла, где та выходила на главную улицу деревни.

Мальчик жил вдвоем с матерью. При крещении ему дали имя Майкл Браун, но из-за его веснушчатого лица и копны рыжих волос, торчащих в разные стороны, все в деревне звали его Рыжик. Все, кроме матери и, конечно же, бабули Хопкинс. Его мать не любила клички. В сущности, в мире было множество вещей, которые не любила мама Рыжика. К примеру, она не любила стирать простыни и взбивать подушки. Это было удивительно, потому что она, казалось, стирала их почти всегда, не считая того времени, когда помогала в деревенской церкви. Она говорила Рыжику, что вынуждена стирать вещи других людей, чтобы зарабатывать на жизнь, и что иногда людям приходится делать то, что им не хочется. В доме всегда пахло мылом, крахмалом и выглаженным льном. Иногда дамы из больших домов приходили за своим бельем и забирали его через заднюю дверь, но чаще миссис Браун приходилось самой идти по главной улице, чтобы отнести готовый заказ.

А еще миссис Браун не любила, когда Рыжик спрашивал о своем отце. Она всегда говорила, что давным-давно ему пришлось уехать и что он никогда не вернется. Когда Рыжик пытался расспросить ее подробнее, она начинала креститься, и спустя некоторое время он понял, что ему не хватает храбрости спросить ее вновь.

В их домике почти не было новых вещей. Стол был старым и поцарапанным, кастрюли погнутыми, а из кресел торчала набивка. Если миссис Браун не занималась стиркой, она обычно сидела у очага в маленькой гостиной и вязала, штопала или чинила одежду.

— Сегодня со мной разговаривал учитель, — сообщила миссис Браун однажды вечером. Она сидела на своем обычном месте у очага, пришивая заплату на старые штаны Рыжика. Вторая, и последняя пара брюк была на нем. — Он сказал, что тебе хорошо дается учеба.

Рыжик заерзал на стуле.

— Нет, погоди. Он сказал, что если ты будешь стараться, то сможешь учиться в школе и дальше, когда подрастешь. А потом, может быть, даже получишь место в одной из академий. Как думаешь, тебе этого хотелось бы?

Рыжик кивнул. Ему нравилось учиться, но он никогда серьезно не задумывался о своем будущем.

— Потом ты мог бы отправиться в город, выучиться какой-нибудь профессии. — Рыжик заметил, что, говоря это, она смотрела в угол комнаты, словно разговаривая сама с собой. — Ты мог бы позаботиться обо мне, когда я постарею. Я не хочу стирать простыни вечно. — Она взглянула на него. — Конечно, тебе придется много учиться. Но тебе же это нравится, не так ли?

Деревня, в которой они жили, была маленькой и находилась в отдаленной части страны, не отмеченной даже на карте. В пределах досягаемости был только один небольшой городок, а королевская столица и оживленные дороги, ведущие к ней, располагались намного дальше. Мимо деревни проходило мало чужаков, все жители знали не только друг друга, но, похоже, и все друг о друге. Правда, здесь все же была собственная школа, которая состояла всего лишь из одной классной комнаты и одного учителя, человека в старом твидовом пиджаке, насквозь пропитанном запахом табачного дыма. Единственным взрослым, кто заходил в школу, была бабуля Хопкинс, и ей, должно быть, перевалило за восемьдесят. Это была сварливая старая женщина, приходившая каждое утро, чтобы подмести пол классной комнаты и растопить большую чугунную печь в углу.

Когда Рыжик прибежал в школу, бабуля Хопкинс как раз выходила через школьные ворота. Она метнула на него быстрый взгляд.

— Поторопись, Майкл, — проворчала старая женщина. — Опаздывать нехорошо.

Рыжик остановился на краю школьного двора и осмотрелся. Эйлин Джилберт с другими девчонками пели песенки, несколько мальчишек пинали мяч. В дальнем углу двора Колин Хопкинс и его брат Сэмми неуклюже карабкались по турнику до перекладины. Рыжик смотрел на всех, но не спешил к кому-либо присоединиться. Он был счастлив, играя сам с собой. Или, по крайней мере, не очень несчастен.

В то утро в классе было жарко, и Рыжиковы носки начали колоться. Потихоньку, пальцами ног, он спустил их к лодыжкам. Он знал, что должен не забыть натянуть их снова, прежде чем вернется домой к матери, еще он знал, что учитель не особенно возражает против подобных вольностей.

Рыжик украдкой посмотрел на других детей. Они сидели парами за двойными партами, и только он сидел один. Их одежда была поновее, и когда он подумал, что к тому же у них есть отцы, то на мгновение почувствовал себя одиноким.

Вдруг он встретился глазами с учителем и быстро перевел взгляд на тетрадку с колонкой арифметических примеров, лежащую перед ним. Легко решив первый пример, он почувствовал, как мало-помалу погружается в уютный мир чисел. Он даже не заметил, как учитель вышел из комнаты, и совершенно не обратил внимания на то, что остальные ученики принялись шуметь. Когда на парту перед носом Рыжика приземлился бумажный шарик, он смахнул его, все еще увлеченный примерами. Мальчик так и не поднял голову от тетради, пока не почувствовал легкое прикосновение к плечу. Это учитель вернулся в класс и теперь стоял возле парты Рыжика. А рядом стояла незнакомая маленькая девочка.