Найдена - Ольга Григорьева Страница 2

– Чего тебе?

Убийца склонил голову:

– Я не забуду твоей услуги и когда-нибудь отдам долг. Запомни мои слова, княжна.

Дождь. Опять дождь…

– Какое у вас дело к боярину?

Я обернулась на голос. Высокий дружинник стоял в воротах терема.

– Слышали, будто боярин звал сказителей на праздник урожая, песни петь, – тихо ответил Старик. – Вот и пришли, аж из самой Ладоги…

– Сказители? И она? – Воин презрительно оглядел мой драный охабень [3].

– Еще какая! А плясунья – залюбуешься, – принялся расхваливать мои достоинства Старик. – Хочешь поглядеть?

Он скинул с плеча сумку и вытянул из нее гусли.

– Ты что творишь?! – зашипела я. – Не буду плясать!

– Тихо! – полушепотом ответил Старик. – Не ворчи. Жрать хочешь – пляши!

Я огляделась. На боярском дворе толкалось несколько холопов, дружинники и какие-то пришлые воины. Пришлые сидели в дальнем углу двора, негромко переговаривались и не обращали на нас никакого внимания. Они походили на северных викингов – урман. После того как Эйрик Норвежец разграбил и сжег Ладогу, я стала побаиваться урман. А раньше не боялась…

– Эй! Эй! Погоди. Боярин все равно в отъезде… – попытался было остановить Старика дружинник, но тот коснулся пальцами тонких струн и запел сказ о походе Вещего Олега на Царьград. В нем говорилось о том, как хитрый Олег поставил свои ладьи на колеса и поехал по суше, словно по морю. Мне сказ не нравился, но дружинников, как и пришлых воинов, он мог расшевелить на пару медяков.

Я на глаз прикинула глубину луж на дворе и вздохнула. Их не обойти, а значит, завтра снова буду хлюпать носом. В осенние холода нет ничего хуже промокших ног…

– Подержи-ка! – Мой охабень лег на руки опешившего дружинника.

Он попятился. Не часто на Руси увидишь девку в понёве [4]до колена и рубахе с мужским воротом. Зато мне так было сподручнее плясать и зевак собиралось куда больше. А ведь давно известно: с миру по нитке, голому – рубашка.

– Ишь ты! – хохотнул кто-то из челяди Мотива. – Поглядите-ка на девку!

Я крутнулась на пятках, столкнулась взглядом с коренастым конопатыми парнем, заметила его округлившийся рот, улыбнулась и начала…

Мое тело превратилось в надутые паруса Олеговых ладей. Оно изгибалось и трепетало на ветру, неся грозные корабли к вражьим стенам. Потом паруса хлопнули, обвисли – и началась битва. Мои руки возносились вверх и падали, будто разящие клинки, а ноги притопывали в такт шагам огромного войска. А когда казалось, что я сама разорвусь на тысячи сверкающих осколков, отворились царьградские ворота, и оттуда с поклонами вышли знатные мужи города. Битва кончилась… Гордый Олег с победой возвращался домой. За ним шла его могучая дружина. Все ликовало, и только несчастные, одетые в черное женщины горько плакали над телами павших в этой кровавой сече.

Гусли затихли. Старик оторвал взгляд от струн. «Еще сможешь?» – безмолвно спрашивали его глаза. Я отрицательно покачала головой. Поняв, что представление окончено, зеваки поползли по домам к теплым печам и сытному ужину.

– Красиво рассказываешь, старик, – неожиданно раздался за моей спиной негромкий голос. – А твоя дочь хорошо танцует.

Незнакомец ошибался. Старик был всего лишь моим воспитателем и другом. Мы вместе бродили по дорогам и пели песни, но даже не знали настоящих имен друг друга. Я с малолетства звала его Стариком, а он меня – Найденой. Потому что нашел совсем маленькой в глухом лесу, на развилке трех дорог…

– Благодарю, воин, – сказал он и протянул руку. В раскрытую ладонь легла большая золотая монета.

Я покосилась на нежданного благодетеля. Им оказался один из тех пришлых воинов, что сидели в углу двора.

– Откуда ты знаешь эту древнюю историю? – поинтересовался он. Говор у незнакомца был странный, но не урманский и не варяжский. – Ты слышал ее от своего отца или деда?

Я разглядывала одежду незнакомца. Его кожаные, сшитые на северный лад штаны подвязывались тесемками на поясе, из-под короткой рубахи торчали ножны, а на плече ткань морщилась под тяжестью мечевого ремня. Наемник…

– Я знаю много таких историй, воин, – ответил Старик.

Незнакомец поморщился:

– Горясер.

– Я знаю много таких историй, Горясер, – тут же поправился Старик.

– Ты не откажешься рассказать их моим воинам? Нас ожидает долгий путь, а твои сказы сделают его вдвое короче.

Мне надоело слушать. И стало холодно. Дружинник с моим охабнем в руках переминался у крыльца. Я подошла к нему:

– Дай!

Парень отодвинулся. Мои пальцы скользнули по ткани и схватили пустоту.

– Дай, говорю!

Дружинник убрал охабень за спину:

– Возьми.

Его пятерня по-хозяйски легла на мое плечо. Я оглянулась на Старика. Тот еще разговаривал с наемником. Пальцы дружинника скользнули в вырез моей рубахи.

– Пошел прочь! – Я оттолкнула его руку.

– Ах ты, стерва! – Он размахнулся. Я отскочила, споткнулась и рухнула в лужу. Капли вонючей грязи потекли по лицу.

– Сучка, – повторил дружинник. – Чего ерепенишься? Голыми коленками вертеть не лень, а честному воину удовольствие доставить неохота? – Он был настроен весьма решительно.

– Старик! – пятясь от надвигающегося насильника, позвала я.

– Отпусти девку, – приказал откуда-то сзади ровный, сухой голос.

Дружинник остановился:

– А тебе-то что за дело? Или сам решил полакомиться?

Мой защитник подошел к парню. «Горясер», – узнала я.

– Так отпустишь девку? Или хочешь помериться силой?

– А-а-а, пошли вы все! – выругался дружинник и швырнул охабень мне на колени. – На, подавись…

Он отвернулся и зашагал к терему. Кто-то помог мне подняться.

– Пошли, – буркнула я подоспевшему Старику и двинулась к воротам.

Возле них обернулась. Мой обидчик стоял на крыльце перед Горясером и что-то ему объяснял. Остальные наемники сомкнулись кольцом вокруг несчастного парня. Мне даже стало жаль его. Ладожане пять лет терпели Эйрика Норвежца и о наемниках сохранили самые страшные воспоминания.

Я повернулась к Старику:

– Сторговался с ними?