Донос мертвеца - Александр Прозоров Страница 2

Правда, несмотря на суровый внимательный взгляд, мысли государева человека Семена Прокофьевича Зализы были сейчас довольно далеко, и беспокоила его отнюдь не исправность оружия и соответствие воинства сотным грамотам. Он вспоминал про тревожную весть, пришедшую сразу двумя путями: от помилованного царем боярина Волошина и через присланного Андреем Толбузиным гонца.

Государь болен. Бояре сыну его присягать не желают, ищут царя меж собой, а некоторые и на Литву смотрят. Смута грядет, новая смута. Буде беда на рубежах случится — помощи из Москвы ждать пустое, а то и самому придется войско на столицу вести, волю Ивана Васильевича исполнять. Опять смута, опять притихшие было бояре, государеву длань на своих загривках ощутив, возле одра темной немочи воду мутить начинают. Потребно ополчение поместное подальше в леса увести, пока к боярам гонцы не зачастили и грамоты подметные по усадьбам не замелькали.

Ох, Русь Святая, за что Господь так часто испытания на долю твою насылает… Зализа машинально перекрестился и нервно вздрогнул, увидев очередного появившегося из леса конника. Если до этого больше четырех сотен ратников прошли пусть и не в одинаковых доспехах, но хоть при полном воинском наборе, то сейчас на лед выезжали непонятно кто.

Прежде всего, из оружия они имели только дедовские широкие тяжелые мечи, а то и вовсе подзабытые на Руси боевые топоры. Доспехи самые разные и неожиданные, начиная от просто куяков и заканчивая кирасами наподобие рыцарских. Одеты всадники были в старые потертые тулупы и шубы, на лошадях держались неумело и даже с изрядным страхом. Кроме того, русские воины испокон веков выходили в походы на двух конях, а если путь ожидался неблизкий — то на трех, а то и на четырех. А здесь каждый ратник сидел на одной кобылке.

Опричник невольно поморщился, вспомнив, что именно эти разношерстные бродяги являлись сейчас его основной надеждой. Этих странных иноземцев, невесть откуда взявшихся на берегах Невы, он на свой страх и риск посадил на пожалованные государем земли. Они не имели ни друзей, ни родичей ни здесь, ни в Москве, могли рассчитывать только на его милость, а стало быть — только на них он мог положиться в полной мере, не ожидая предательства.

Одно хорошо — самый дохленький из иноземцев ростом превосходил его на голову, а некоторые — даже и на целых две. Да и в стычке со свенами на березовом россохе воинами они показали себя отважными, от ворога не бежали, дрались за русскую землю, как за свою.

Зализа удовлетворенно кивнул, увидев у исполненных иноземцев четыре пищали, но когда бок о бок проехали две бабы — не выдержал, сморщился и отвернулся.

— Ну как, Семен, куда дальше пойдем? — из строя обычных, бородатых и ружных ратников выехал всадник в кольчуге с зерцалами, и в островерхом шлеме, из-под которого выбивались наружу рыжие вихры.

— До Раглиц дойдем, за ними станом расположимся, — тронул пятками коня опричник. — К утру туда вестник ерошинский воротиться должен. Сообщить, что на Пагубе все спокойно.

— А там спокойно? — рыжий голубоглазый ратник пристроился сбоку от воеводы исполченной рати.

— Надеюсь, — пожал плечами Семен, и переменил тему разговора: — Ну и как тебе, Феня, в боярской шкуре?

— Ништо, — широко улыбнулся тот, — все едино.

Всего три года назад все они — Зализа, Феофан Старостин, Василий Дворкин уходили черносотенцами под Казань. Могли ли они тогда даже в мыслях помечтать, что один станет государевым человеком и своей властью наградит двух других землей, возводя тем самым в боярское звание? Сейчас бывший «черный человек», сын кожевенника, а ныне боярский сын Василий Дворкин ушел в засеку рубежи вблизи Невской губы доглядывать, а служилый боярин Феофан должен был не только по призыву явиться при двух конях в броне и с оружием, но и с отведенных ему на кормление шестисот чатей земли еще пятерых ратников выставить.

Пожалуй, на Феню Зализа тоже мог положиться, а значит к трем десяткам иноземцев стоило смело присовокупить и его конников. Получалась почти полусотня заведомо верных людей супротив четырех сотен сомнительных помещиков. Но ведь и они не могли все как один личной вольницы пожелать ценой уничтожения своей отчины? Должны — пусть не все, но должны ради Святой Руси меч свой поднять, живота своего за государя не пожалеть! А значит — не бросят его одного, встанут плечом к плечу, поддержат.

— А раз все едино, — повеселел от последних раздумий опричник, — может, назад в кожевенную слободу подашься?

— Нет, не подамся, — совершенно серьезно покачал головой боярский сын Старостин, — мне ноне седло под задницей привычнее стало, чем на верстаке. А сабля привычней стамески. Лучше на ночь в караул пойду, а то бояре исполченные от службы поотвыкли, могут чего и не заметить.

— Это хорошо, — кивнул Зализа. — Тогда бери своих смердов и скачи вперед. Выбери место для стана, да с проезжими купцами, коли встретишь, поговори моим именем. Если жалобы есть, али челобитные, прими.

— И-и, ех! — Старостин тряхнул поводьями, и его жеребец, уже третий год ходящий под боярином, угадав желание всадника, сразу перешел на широкую рысь. — Сидор, Третьяк, Путислав… А ну, все за мной!

От отряда отделились еще пятеро воинов и стали обходить остальную рать. Опричник тоже пустил своего коня в галоп и вскоре вместе с Ниславом вернулся во главу отряда.

Пока все шло, как задумывалось. Переночует ополчение за Раглицами, потом еще два дня пути по оживленной Луге, а там повернет войско за Бор, на Пагубу — и ни один гонец никакого боярина в тамошних глухих местах уже не найдет. Так что, не допустит он смуты в Северной Пустоши. Не мытьем, так катаньем, а крамолу помещикам в головы не пропустит.

* * *

Головной отряд рыцарской конницы ушел вперед довольно далеко, но обоз как раз проезжал пологую излучину реки, и со своих саней Прослав просматривал воинскую колонну на всю длину. Увидел он и появившейся на следующей излучине маленький отряд из трех всадников, чьи силуэты отлично пропечатывались на фоне высокого заснеженного обрыва.

Русичи сразу поворотили коней и кинулись наутек — но вдруг один остановился, опустил копье и ринулся в самоубийственную атаку на более чем тысячную ливонскую армию. От головного отряда крестоносцев отделился рыцарь, который помчался навстречу.

Тяжелые кони молотили речной лед с такой силой, что дробное эхо отдавалось далеко во все стороны, и на миг серву показалось — всадники скачут не вдалеке, а прямо под ним, с обратной стороны толстой ледяной корки. Прослав поднялся в санях, спрыгнул на снег и прошел вперед, взял кобылку под уздцы, сам внимательно вглядывался в разгорающуюся схватку.

Два закованных в железо человека мчались навстречу друг другу все быстрее, быстрее, быстрее… Столкнулись! Промелькнули над головами копья, взметнулись в воздух тонкие лошадиные ноги, покатились по льду, словно кули с зерном, человеческие тела.

Серв испуганно перекрестился и погладил Храпку по теплой морде. Но нет, русич встал, побрел к мелко трепыхающемуся рыцарю.