Линия разлома - Александр Афанасьев Страница 2

На той стороне границы – фашисты. Самые настоящие. Да, я понимаю, что там еще остались и нормальные люди, но с каждым годом властвования фашистской мрази их все меньше и меньше. Они уже кидаются на своих, расправляются с ними злобно, исподтишка. Если германские фашисты кидали своих противников в лагеря, то эти поступают подлее. Машина на красный свет, нож под ребра в подъезде… и шито-крыто. Они слабы даже в том, что не могут открыто расправляться со своими врагами, но это не делает их менее опасными.

Больше семидесяти лет мы думали, точнее, мы позволили себе поверить в то, что фашизм не пройдет. Фашизм больше нигде не сможет воцариться и влиять на судьбы людей. Мы думали, что урока сорок пятого года, урока крушения Третьего рейха будет достаточно для всех нас. Не столько даже для немцев, сколько для всех нас, ибо совершенно ясно, что рейх был не более чем тараном против СССР для определенных сил в мире. Последний раз – мы позволили себе грубо обмануться в конце восьмидесятых, когда решили, что если мы сложим оружие и снесем стену, то нас примут с распростертыми объятьями в западный мир, как заблудших сынов. Ошиблись – нас просто и банально ограбили как только могли. А потом, когда мы только оклемались, снова назвали вселенскими врагами.

Украина же прошла этот путь не один раз, а дважды. Первый раз – в составе СССР, второй раз – уже сама по себе как многонациональное государство. И добилась-таки своего. Она была принята в Европейское сообщество, но не в качестве Украины, а в качестве убитого и вновь оживленного трупа, зомби. Единственная ценность которого лишь в том, что он долго не рассуждает и кидается ровно на того, на кого укажут.

Они прошли свой путь. Через унижения и потрясения, через безумие майданов и схидов, через гражданскую войну и бойню. Теперь – они на пути к своему последнему решению – к войне. Войне, которая погубит либо их, либо нас.

Я не знаю, останусь ли я в живых или нет, но эта рукопись увидит свет в любом случае. Я хочу сказать вам, как говорили до меня: люди, будьте бдительны! Фашизм не побежден навсегда! Фашизм всегда рядом с нами. Он шепчет нам в ухо имена врагов и подталкивает нашу руку. И ты сам не замечаешь, как оказываешься посреди поля, залитого кровью.

Я знаю главное: мы готовы. Готовы мы, готов наш народ, готовы те пацаны в лагерях, которые ждут возможности вернуться на свою родную землю. Готов и я. И пусть Бог рассудит, кто из нас прав.

Земля – небо.

Между землей и небом – война!

Виктор Цой

Свой автомобиль – старенькую, но ходкую еще «Приору» – человек загнал за гаражи. Их здесь было три, самодельные. Два уже вскрыты. Сильно несло мочой, дерьмом – видимо, местные парубки использовали это место как отхожее. Правильно, а чего нет – по соседству дискотека. Тут же росли лопухи.

Человек огляделся. Четырехэтажное здание глядело на мир пустыми бельмами оконных проемов, никому не нужное. Последние жители оставили его пару лет назад, перебравшись в деревню, – там все-таки посытнее. На первом этаже был магазинчик – когда-то. Теперь там не было ничего. Только надпись – на серой побелке, уже почти слившаяся с мутным фоном стены, но все-таки различимая:

«Тут господарь украинец!»

Полумертвый город.

Человек огляделся, потом неспешно направился к дому. Толкнул дверь подъезда, прислушался. Нет, никого. Он бы услышал.

Подъезд был старый, как и сам дом. Без лифта, кованые перила давно сняты и сданы на металлолом. Низкие потолки, неудобные ступеньки, облупившаяся штукатурка – интересно, когда это строили, это люди были такими низкими или на материалах экономили? Дверей тоже нет. Точнее – есть, одна. Стоит, издевательски прислоненная к стенке. И это хорошо…

Квартира была на четвертом этаже. Он зашел в коридорчик, сунулся в туалет – он был справа. С кухни – сочился яркий свет, его остатков было достаточно, чтобы различить надпись на стене, извещавшую всех о том, что «Люба – б…».

Надпись выглядела подозрительно свежей – на фоне общего упадка. Под ней – валялись два использованных презерватива, словно в подтверждение…

Человек снял штаны и присел. Долгий и богатый опыт научил его – не надо торопиться. Никогда не торопись. Враг на это и рассчитывает.

Зря они на нас полезли… ох, зря. Здесь стволов больше, чем голов по переписи…

Облегчившись и натянув штаны, человек прошел на кухню. Здесь каким-то чудом сохранился стол, он изучил потолок, стены. Встал на колени у стены, начал ковырять. Этот дом строился еще в те времена, когда не было центрального отопления – потому в конструкции дома были дымоходы. Дверь у стены подсказывала, что все было нормально, надпись на стене и количество гондонов под ней – в какой квартире искать. То, что он искал, было на месте: зацепившись, он вытащил из бывшего дымохода длинный, под метр сверток: одеяло, тщательно свернутое и прихваченное для верности широким серым скотчем. Есть. Осторожно разрезав скотч, человек нашел там охотничий карабин «КО-СВД» с оптическим прицелом «ПУ3,5» производства госзавода оптического стекла в Изюме, пистолет «ПМ» с самодельным глушителем, двумя запасными магазинами и две коробки патронов, к «ПМ» и к винтовке. Патроны к «ПМ» были барнаульские, гражданские, к винтовке – новосибирские, марки «Экстра». И то и другое его более чем устраивало.

Человек осторожно выглянул в окно. Поморщился от лозунгов, доносившихся с площади Победы, переименованной сейчас в площадь Героев. Героев УПА, конечно.

Бандера! Шухевич! Герои! Народу! Они! Воевали! За нашу! Свободу! Смерть москальским оккупантам! Слава Украине!

Бред полный…

Человек аккуратно поставил стол посреди комнаты. Стол был на удивление устойчивый, ни одна ножка не расшатана. Остатки скотча он приклеил на туго свернутое одеяло, чтобы не развернулось. Положил одеяло на стол, вмял по центру цевье винтовки.

Пойдет…

Из кармана он достал телефон. Старый на вид – какой и должен быть у Богдана Ивановича Захарчука, сорока шести лет, уроженца и жителя Лисичанска – города, что в четырех километрах от Северодонецка. Но полностью рабочий и с кое-какими хитрыми программами, разобраться в которых не у каждого ума хватит. Набрав код, он активировал эмулятор рации, разница которого с обычной рацией в том, что в эфире – переговоры просто так не прослушаешь. Прослушать можно через сеть, и слушают – но не тогда, когда с обеих сторон шифраторы.

– Второй – точка два – прибыл.

Слышимость была великолепная. Они опасались, что будут глушить, но дядя Витя по прозвищу Мудрый викинг презрительно сказал: «Эти… на праздник… глушить… да ни за что в жизни не будут…»

– Точка два плюс.

Есть… значит, эта с…а все-таки прибудет в родной город. Высоко, ох высоко ты залетел, Андрий. Больно падать…

Не хотелось вспоминать. Как они ходили в школу… в один класс ведь ходили. Как потом разошлись их пути-дорожки. Тогда… в далекой и счастливой стране под названием «детство» они даже не знали, кто какой национальности. Только потом он узнал, что он – кацап и москаль, а Сенька Левитанский, круглый отличник, у которого все списывали, – жид. Спасибо, просветили…