Варвары - Александр Мазин Страница 2

Потому-то и нужно Нидаде что-то такое, особенное. Подвиги нужны. Но только где в селе их сыщешь? На охоте разве что. Но этого мало. Великое нужно. Чтобы всех проняло. Чтобы от зависти все почернели.

– Я на квеманском озере был,– сказал Нидада.

– Врешь!

– Не вру!

Видно, и впрямь не врал. Чем-то от Нидады таким веяло… беспокойным.

Книва невольно поежился.

Квеманы – страшный народ. Они с демонами знаются. И живут средь болот. В самых нечистых местах.

– Не вру! Клянусь Вотаном!

Книва ошарашенно смотрел на него. Пусть Нидада не воин пока, но такими клятвами не бросаются.

И тут Нидаду будто прорвало. Путано, сбивчиво он начал рассказывать…

На самом-то деле Нидада сначала на охоту отправился. Думал птицы набить. Но охота была неважная. Тогда Нидада решил на лесное озеро идти: там птица всегда в изобилии. А озеро это на землях квеманов стоит, хотя и далеко от их сел.

– Я возле озера на них и набрел,– продолжал Нидада.– Только они меня не видели. Повезло. Там орешника много…

В орешнике сидел Нидада, когда голоса услышал.

Квеманов было пятеро. Беззаботно себя вели, пересмеивались. Нидада решил за квеманами проследить. Что станут делать? А квеманы хворост собирали, таскали на берег озера. Тут Нидада смекнул: не иначе, затевают квеманы свои нечистые игрища. Ведь солнцу на зиму пора поворачивать. Стало быть, будут квеманы на озере костры жечь и безобразничать. Про их мерзкие обычаи в селе много чего рассказывали…

Следил Нидада за квеманами – и вдруг его осенило: вот он, подвиг великий!

В ночь на солнцеворот тайно на игрища квеманские прийти. Это и само по себе – подвиг, а если еще пару квеманских голов добыть, так выйдет не просто подвиг, а великий подвиг.

Прикинул Нидада: дело это нетрудное.

На игрищах, известное дело, обопьются квеманы, начнут по лесу за девками своими гоняться, разбредутся в разные стороны. Так что можно одного-двух подкараулить и убить. Головы с убитых снять. А когда в воины посвящать станут, эти головы и предъявить. Такого подвига здесь отродясь никто не совершал. После такого сам Одохар, лично, в дружину позовет. Поэтому Нидада сразу о Книве подумал. Во-первых, Книва – друг. Во-вторых, Книве тоже к посвящению подвиг нужен. Опять-таки вдвоем и голов можно снять поболе.

– Весь лес квеманский кровью зальем. Всю избу завалим головами квеманскими,– возбужденно шептал Нидада.

– Там же духи болотные на игрищах будут, и боги квеманские.– Книва сложил пальцы защитным знаком.

– Ты их видел? – бросил Нидада презрительно.

– Я не видел. А Вутерих видел.

Вутерих в селе живет. Он прошлым летом болотного духа увидал. Потом болел долго.

– Вутерих говорит, он на тощего человечка похож. И нос у него острый и длинный.

Нидада фыркнул. Как болотный дух выглядит, все и без Вутериха знали. Старики о том не раз рассказывали. Фыркнул, но оглянулся украдкой и тоже сложил пальцы в защитный знак. Потом снова повернулся к Книве, зубами сверкнул в темноте:

– Трусишь? Тогда я один пойду.

Книва понял: он и в самом деле пойдет. И подвиг совершит, и станет дружинником. А он, Книва, так и останется в селе, на земле сидеть.

Книва коснулся рысьих когтей и заявил решительно:

– Я – с тобой!

– Завтра,– сказал Нидада с достоинством, и по голосу было слышно: обрадовался, что Книва с ним отправится.

– А сейчас я спать иду,– заявил Нидада, голосом подражая вождю Одохару.– И ты иди. Нам выспаться надо.

Той ночью Книве показалось: славно задумал Нидада. Может, потому показалось, что очень хотелось Книве великий подвиг свершить. А может, духи недобрые разум помутили.

Утром он уж по-другому думал. Но отказаться не мог. Что он за воин будет, если слова не держит?

Утром Книва с Нидадой из села ушли. Как бы на охоту. Рогатины взяли, ножи, все, что требовалось.

Пока своими землями шли, Нидада болтал без умолку. То удалью хвастал, то принимался рассуждать, как лучше с квеманскими головами обойтись, чтоб сохраннее были. Засолить, закоптить или в меду спрятать. Склонялся к мысли, что лучше – закоптить. Тут Книва был с ним согласен. Соль надобно еще у Фретилы выпросить, а мед хоть и можно самим добыть, а потом как? Что за радость, если трофей в кувшине или в горшке лежит? Нет, такая добыча должна у всех на виду быть! Чтоб каждый доблесть Книвы увидеть мог.

Почти до полудня болтал Нидада, а после полудня они в дикий лес вошли, и Нидада умолк. И неудивительно. В диком лесу Ибба живет, волков пестует. Ибба раньше в селе жил, а потом в великий поход ушел. Сказывают, что до похода Ибба был как все. С прочими героями в богатырской избе жил, ярость тешил. Вернулся из похода только он один, остальные все полегли. А как вернулся – тут все и увидели: вутьей [1]стал Ибба. Такую ярость Ибба в себе принес, что не смог больше среди людей жить. В лес ушел. Давно это было.

Из сельских Иббу никто не видел ни разу после того, как он в лес ушел. Зато следы примечали не раз.

Нидаду с Книвой Ибба через свой лес без помех пропустил, хотя дважды, среди буреломов, взгляд вутьи ощущался. Понял, видать, Ибба, зачем во владения его вторглись. Радовался небось, что кровь прольется.

Нидада все правильно рассчитал. К озеру вышли в срок, затаились. Что-что, а затаиться они умели. Охотники как-никак, дело привычное. И на время Книве даже казаться стало, что и впрямь дело привычное: что рысь на рогатину взять, что квемана дикого…

Квеманы появились, когда уж смеркаться стало.

Книва, завидев их, даже дышать перестал. За свои четырнадцать зим он прежде лишь одного живого квемана видел. Его охотники в лесу поймали, недалеко от села. Вынюхивал, должно быть. Тот квеман от рассвета до рассвета перед ликами богов смерть принимал.

Книва тогда мал еще был, сидел на плече у своего отца Фретилы и смотрел, как умирал квеман. Долго умирал и кричал громко. В тот год засуха началась, если бы не жертва, зерно бы в полях сгорело. Но Тивас-бог принял квемана и дал дождь.

«Это оттого,– назидательно сказал потом Фретила,– что квеман был правильный».

– Правильный квеман,– пробормотал, сам того не замечая, Книва.