Страна снов - Роберт Л Андерсон Страница 2

В коридоре было прохладно, темно и пахло розмарином. Тишину нарушало лишь тиканье десятка старых часов. Мириам обожала часы и возила их с собой по всем съемным квартирам. Деа чувствовала себя крокодилом из «Питера Пэна» с тикающими часами в животе, от которых никуда не уйти. Порой ее сердце начинало биться в унисон с часами.

Объявлять о своем возвращении Деа не стала – обычно днем Мириам уходила, хотя дочь не представляла, чем та занимается. Мать с большой помпой поступала на очередную должность – и вскоре тихо уходила с нее. Наскоро отпраздновав – «Я теперь секретарь на ресепшене!», она выпивала бокал шампанского и ехала в ближайший молл за туфлями и костюмом для новой должности. Иногда Деа казалось, что мать ищет работу только для того, чтобы принарядиться и притвориться кем-то другим.

Но через неделю-другую удобные туфли на плоской подошве возвращались в шкаф, машина оставалась у дома гораздо позже девяти утра, и ламинированное удостоверение сотрудника каких-нибудь «Охранных систем “Сан”» или «Юридических консультаций Томпсон и Айвз» с фотографией улыбающейся матери Деа находила в мусорном ведре под тонким слоем гнилого латука. Начинались недели суровой экономии: готовые обеды для микроволновки из магазинчика на заправке, внезапные переезды, чтобы не платить просрочку за квартиру, дешевые мотели, где обитали в основном наркоманы. Деа не знала, за что мать всякий раз увольняли, и подозревала, что Мириам просто надоедало и она прекращала ходить на работу.

В глубине холодильника, за бутылкой с высохшими остатками кетчупа и куском плесневелого чеддера, Деа отыскала маринованные огурцы и вышла с банкой на заднее крыльцо, свое любимое место в доме. Ей нравились широкие белые перила и изгиб, напоминающий гордый нос корабля, старая плетеная мебель и облупленные железные столы. Деа присела на садовые качели, наслаждаясь ощущением пятницы: целых два дня без школы. Она думала о выходных как о геометрической форме, длинной волне-синусоиде. Сейчас она едет вверх по первому изгибу, далеко от тоскливого берега школы.

Иногда, сидя на крыльце, она представляла себе иную Одеа, живущую на другой ферме – или жившую много лет назад, когда здесь действительно была ферма. Та Деа тоже сиживала на качелях, отталкиваясь одной ногой. Занимательно представлять себе разные судьбы, стиснутые вместе или налипшие поверх друг друга, как шарики пенополистирола в коробке, но при этом отдельные, и каждая в своей реальности.

Интересно, альтернативная Одеа тоже любит маринованные огурцы?

Она вздрогнула от внезапного шелеста крыльев. На перила слетела черная птица, пропрыгала несколько дюймов и наклонила голову, глядя на Деа. На животе птицы красовалась большая ярко-красная клякса, будто она побывала в банке с краской.

– Привет, – Одеа извлекла из банки огурец. Вряд ли птицы любят огурцы, но попытка не пытка. – Будешь?

Птица отскочила. Ее глаза напоминали два темных камушка.

Деа любила птиц. Птицы – вестники; это слово она тоже узнала от матери. В словаре «вестник» определялся как «человек, который идет впереди и оповещает о приближении другого; герольд. Производное от в. “предвестник” означает предзнаменование, предостерегающее о грядущем событии».

Во снах птицы играли очень важную роль. Деа часто на них полагалась – птицы показывали дорогу назад. Сны путаные, изменчивые: иногда обернешься – и видишь, что коридор за спиной уже блокирован неизвестно откуда взявшейся стеной или резкой переменой пейзажа. Но птицы знали путь обратно – надо просто идти за ними.

– Голодный? – Деа снова попробовала поднести огурец незваной гостье.

Слева метнулся темный пушистый ком, и птица с криком вспорхнула с перил, увернувшись от неуклюжего прыжка Тоби. Кот плашмя грохнулся на ступеньки и кинулся в сад, словно надеясь, что птица передумает и влетит ему прямо в пасть.

– Тоби! – Деа вскочила, но кот уже скрылся из виду. Она пошла за ним, отводя тяжелые цветущие ветви, огибая кусты хризантем и пучки цинний, росших прямо на дорожке. Сад напоминал ей сны: нереально яркие краски и дурманящие ароматы, убаюкивающие, как колыбельная.

Тоби пролез под низеньким сгнившим штакетником, отделявшим сад от дороги. Деа уже давно не ходила в сны – может, целую неделю – и ощущала слабость. По лицу катился пот, сердце болезненно колотилось, хотя шла она не очень быстро.

Тоби прыгнул, как пружина, едва хозяйка подошла поближе, и битых десять минут Деа ловила кота у самого пруда Бернетт, где, строго говоря, начинался участок Уорренби (Голлум говорила, что они используют лишь четвертую часть своей земли).

– Попался, негодник, – сказала Деа, подхватывая Тоби. Кот был тяжелый, как толстый теплый коврик. – Твое счастье, что ты красавец, а то утопила бы тебя в пруду!

Кот лизнул Деа в подбородок.

Минуту она постояла, чтобы отдышаться, держась подальше от воды. От солнца пруд прикрывали густые кроны сосен и сикамор – редкое исключение в краю пожухших, сожженных солнцем бескрайних полей, тянувшихся насколько хватал глаз. В пруду отражались темно-пурпурные и зеленые тени.

Деа уже хотела вернуться, когда заметила красные шорты и шлепанцы, аккуратно сложенные на берегу. Она огляделась и заметила на дальнем конце пруда рябь и темный силуэт, который сперва приняла за животное. Но из воды вертикально поднялась рука, очертила полукруг, затем другая.

Она засмотрелась, как всегда, когда кто-то плыл. Парень не спеша пересекал пруд, создавая маленькую волну. И вдруг – Деа не успела отвернуться – он встал на дно и выпрямился.

У него было хорошее лицо – красивое, но не слащавое. Мокрые волосы слиплись колючками, нос кривой, будто сломанный. Волевой, чуть великоватый подбородок придавал лицу упрямое выражение.

– М-да, неловко, – сказал он без предисловий.

– Извини, – заторопилась Деа, сообразив, что ее можно принять за любительницу подглядывать или навязываться парням. – Я за котом… Я на тебя не смотрела.

– Да я не о том, – поморщился он. – Я… ну, об одежде.

Только тут до Деа дошло, что парень купался голым. То есть она ведет разговор с обнаженным молодым человеком.

– Я уже ухожу, – поспешно сообщила она.

– Подожди! Минуту подожди. Просто отвернись и глаза закрой, ладно?

Она услышала плеск шагов по воде, затем шорох одежды. Деа пыталась думать о чем угодно, только не о том, что меньше чем в трех футах от нее одевается парень. Она представила себе большой зал со статуями, прохладный и гулкий, который однажды видела в чужом сне.

– Все, можешь смотреть, – разрешил он.

Деа с удивлением увидела, что парень выше и стройнее, чем показалось в воде, – наверное, все сто восемьдесят пять сантиметров. Сложен он был как пловец – длинные руки, широкие плечи и тонкая талия.

– Ты не подумай, что я какой-нибудь нудист, – сказал он. – Я не знал, что сюда кто-то ходит.

– Никто и не ходит, кроме этого обормота. – Деа приподняла Тоби, радуясь, что руки заняты и не нужно придумывать, куда их деть. – За забор выскочил.