Слой Ноль - Евгений Прошкин Страница 2

– Полчаса где-то… А ты что, из домоуправления?

– Меня Константином зовут, – представился гость и, перебросив топор, протянул руку.

На правом предплечье у него была наколота какая-то затейливая дрянь с окровавленными отростками и выпученными глазами.

– Не обращай внимания. Такой уж у меня здесь вид, – сказал Константин, словно его вид зависел от кого-то другого.

Если не считать сережек и бородки – и, естественно, топора, – налетчик выглядел почти заурядно: лет тридцати с небольшим, жилистый. Лицо у него было не злое. Нормальное лицо.

Мухин, помедлив, ответил на рукопожатие – все равно это ничего не меняло. Зарубить его могли и так, без знакомства.

– Ты что-нибудь помнишь? – спросил Константин.

– В смысле?..

– В прямом. Прошлую жизнь помнишь? В первом слое.

– Чего?!

– Ну не в первом, конечно… Кто их нумеровал, слои? Хотя стоило бы… Так помнишь, или нет?

– Не понимаю, – нахмурился Мухин.

Константин очевидно был помешанным, и это несколько увеличивало шансы с ним справиться.

– А понимать, Витя, ничего и не надо. Надо вспомнить. Ты ведь здесь совсем недавно.

– Здесь?..

– В этом слое. Можно сказать: в этом мире, но «слой» будет точнее. Сюда тебя перекинуло девять дней назад, и все девять дней мы тебя искали. Нашли, к сожалению, поздновато… Уже под самый конец.

– Конец чего?

– Ну, как бы это попроще… Человечества, Витя. Конец местного человечества.

– Местного… – механически произнес Мухин. – Вот что, – сказал он, подумав. – Денег у меня не много, но тысячу могу дать. Тысячи хватит?

Константин взглянул на топор и приставил его к стене. Кажется, он подбирал какие-то нужные слова, – нужные для того, чтобы поделиться своим безумием с нормальным, трезвым человеком. И разумеется, он их не подобрал.

– Н-да… Поздно уже. Запомни хотя бы адрес: улица Возрождения, дом двадцать один. Повтори.

– Если это так важно, я запишу, – с готовностью предложил Виктор. Судя по всему, псих был не буйный, могло и обойтись.

– Запишешь?!

Константин вдруг расхохотался – искренне и так заразительно, что Мухин и сам невольно гыгыкнул.

– И на чем же ты запишешь? – спросил гость, досмеиваясь.

– На бумаге, на чем еще.

– И как ты ее туда возьмешь?

– Куда?

– В другой слой, – ответил Константин неожиданно мрачно. – Хватит дурака валять. Запомнил адрес?

– Возрождения, двадцать один, – повторил Мухин.

– Отлично. Только не забудь его… как ты целую жизнь забыл. И не одну, между прочим…

– Да ничего я не забыл! – возмутился Виктор. Общаться с сумасшедшими ему не приходилось, но в принципе он знал, что спорить с ними нельзя. Однако этот, стильный, его допек. – Я ничего не забыл, и ниоткуда меня не перекидывало, ясно? Я тут родился, в Москве.

Константин посмотрел на часы и подошел к окну. Топор он беспечно оставил у стены – то ли провоцировал Виктора на крутой поступок, то ли был совсем болен.

– Ладно. Объясню, что успею… – молвил он, щурясь на солнце. – Ты, как и многие в этом слое, перекинутый. Но в отличие от других, ты себя осознаешь. Правда, сейчас я бы этого не сказал… Ты помнишь предыдущие жизни. Должен помнить, во всяком случае…

Мухин, не слушая этот бред, тихонько шагнул вправо, постоял возле холодильника, убедился, что маньяк увлечен созерцанием неба, и шагнул еще. Топор оказался на удивление удобным.

– Кончай свой балаган, – торжественно объявил Виктор. – Лежать! Руки за спину!

Константин никак не реагировал, лишь прильнул ближе к окну.

– Летят… – зачарованно сказал он. – Вот они какие…

– Кто? Глюки твои?

– Нет. Головные части.

– Какие еще части? – опешил Мухин.

– Боеголовки, – отозвался гость. – Сколько раз это видел, а все не могу привыкнуть…

– Что ты видел?

Константин показал на дальние многоэтажки – выше, едва проявляясь в пронзительно-голубом небе, висело несколько темных точек, штук пять или шесть.

– Они летят быстро, – сказал он. – Через минуту будут здесь

– Боеголовки?! И… что?..

– И все, – пожав плечами, ответил гость. – Все.

Мухин вглядывался сквозь пыльное стекло, пока не заслезились глаза, пока он с ужасом не убедился, что точки движутся – и движутся прямо на него.

– Не бойся, ты это уже переживал.

– Девять дней назад?..

– Смотри! – воскликнул Константин. – Красиво… Это будет как закат. Яркий, похожий на рассвет. Только ни хрена это не рассвет… Закат. Самый последний.

Темные точки заметно выросли в размерах и начали расходиться в стороны.

Карусель во дворе давно остановилась. К ней подбежала собака и, потыкавшись мордой в ноги оцепеневшего мальчика, завыла – по-волчьи, со смертельной тоской.

Виктор обогнал пыльный фургон и вернулся в правый ряд – сзади неслась вереница одинаковых черных «Шевроле».

– А кругом курьеры, курьеры… Тридцать тысяч одних курьеров… или сорок? Не помню… – пробормотал он и, очнувшись, ударил по тормозам.

Водитель фуры вильнул влево и просигналил – длинно, с негодованием. Кажется, он еще что-то орал в открытое окно, но Мухин не расслышал.

Отдышавшись, Виктор открыл дверь, но тут же захлопнул – мимо, капризно бибикнув, пролетел шустрый «Запорожец». Надо было отъехать подальше от дороги, и он нерешительно тронул педаль.

Машиной Мухин управлял впервые – если не считать детского опыта, когда отец, крепко выпив, позволил ему «покуролесить». Батя тогда прямо так и сказал: «Витька, хочешь покуролесить?» И двенадцатилетний Витька покуролесил. Две «Волги», гаишный «Жигуль» и столб – спасибо, что деревянный. С тех пор Мухин за руль не садился.

Он медленно отпустил сцепление, и машина плавно покатилась вперед. Сообразив, что надо наконец свернуть, Виктор прижался к канаве и остановился. Ничего необычного он, вроде бы, не делал. Ноги как-то сами разобрались с педалями, пальцы толкнули ручку, выключая скорость. Это было совсем просто – слишком просто для второго раза.

Мухин растерянно пощупал карман рубашки и обнаружил водительское удостоверение. Свое. «Стаж с 1990 года». Однако поразило его не это. Он знал, где лежат права, – вернее, знал, что у него их нет, не было и никогда не будет, а рука… она взяла, и достала их из кармана. А он… Виктор и карману-то удивился – летом он предпочитал носить футболки. И, кстати, он ненавидел сандалии, особенно такие – черные, с кондовыми пряжками…