Цена всех вещей - Мэгги Лерман Страница 2

Если бы она знала правду, то отказала бы ради моего собственного благополучия, просто чтобы избежать этих усиленных побочных эффектов. Но я могу справиться не только с больным запястьем — с этим я сталкиваюсь в балете каждый день. Боль. Преодоление себя.

Но физическая боль и физическое преодоление. Что такое несколько порванных мышц по сравнению с болью от потери Уина?

Если мое тело должно заплатить эту цену, пусть будет так.

— Что ж, хорошо, — говорит гекамистка.

Она встает и идет на маленькую кухоньку, где хлопает дверцами шкафов и шарит по выдвижным ящикам. Потом бросает ингредиенты в щербатую кастрюлю на плите. Как насчет куриного супа с лапшой?

Пока она работает, я достаю потрепанный конверт с деньгами, кладу на стол перед собой и тайком потираю больное запястье. Она бросает взгляд на конверт и кивает.

— Ты учишься в младших классах? — спрашивает она, останавливаясь рядом с кастрюлей.

Когда суп начинает кипеть и бурлить, она переставляет кастрюлю на стол — остывать. Хотя, может, так это выглядит лишь с того места, где я сижу.

— Да, — говорю я. — Хотя фактически, думаю, уже старшеклассница. Младшие классы почти позади.

— У меня есть дочь. Она чуть старше тебя.

— О!

— Она особенная, моя дочь. Знаю, так думают все родители, но это правда.

И вот, когда мне кажется, что хуже себя чувствовать уже невозможно, меня вдруг посещает один из этих острых приступов боли от мыслей о маме. Это застарелая боль. Обычно я спокойно живу по нескольку недель, прежде чем она вспыхивает снова — боль в запястье беспокоит меня куда чаще, — однако иногда такое случается. Фотография в подарочном каталоге. Плачущий ребенок на пляже. Семьи, которые приходят в «Свит Шоппе» в полном составе. А теперь я раскисла из-за дочери гекамистки.

Как только я делаю глубокий вдох, подавив свои чувства, свет в доме меркнет. Из щелей в стенах и полу тянет холодом. Запястье пульсирует в такт биению сердца. Гекамистка стоит спиной ко мне у плиты. Она закатывает рукав и делает быстрое движение камнем, который держит в другой руке. Я не могу сказать, что в этот момент происходит в кастрюле, за колдуньей ничего не видно.

— Ты выглядишь решительно. Это хорошо. Постигай свой разум, постигай саму себя. Но молодые люди не всегда смотрят в корень, и никто не говорит о том, что делает гекам. Больше не говорят. Ты сейчас думаешь о том, как это опасно. Ведь если становиться гекамистом незаконно, это может быть плохо, не так ли? Стыдно. Глупо, как же глупо. — В квартире стоит почти непроглядная темень, за исключением кастрюли, откуда исходит свечение. Колдунья смотрит в нее. — Твои мысли не опасны. Но заклинания памяти могут привести к неловкости, особенно если ты столкнешься со своим парнем снова. Встречаешь его как-нибудь на улице, он пытается сказать «привет», ты его не узнаешь, он смущен или злится — и так далее, и тому подобное.

— Это не проблема, — говорю я. Вздыхаю и отхлебываю чай. По вкусу похоже на «Липтон», не хватает молока. В темноте и холоде, когда мое спасение уже так близко, сказать самые трудные в мире слова оказывается легко. — Он мертв.

Пятью месяцами ранее

Большинство людей, думая о Кейп-Коде, представляют пляжи и прогулки на яхтах, песок и солнце, родных и друзей, поедающих мороженое и играющих в волейбол. И четыре или пять месяцев в году все действительно так. Туристы заполняют городки, отели, рестораны и пляжи. Светит солнце и шумит прибой, и у нас есть смысл существования.

Но в середине января все не так. Отели и сдающиеся в аренду апартаменты пусты. Холодно. Пляж больше походит не на пляж, а скорее на край земли, и повсюду океан, заключающий нас в кольцо. Кейп-Код — это остров, вы же знаете. Два моста впускают и выпускают нас отсюда, но большую часть времени мы в ловушке, заперты на узенькой полоске суши, которую никто не стал бы искать, в полном одиночестве. Ветреное, плоское, коричневое, и желтое, и серое небо напоминает землю.

В ранних январских сумерках Диана, Ари и я отмечали праздник. Я стащила бутылку «Грей Гус» из тайника моей сестры Мины, и теперь мы чокались друг с другом, дрожа на ветру. Дорогу покрывал слой мелкой снежной крупы и мертвой листвы. Мы поскальзывались на ней в своих кроссовках, смеялись и хватались друг за друга.

— За Нью-Йорк! — сказала Диана Ари.

— За конный лагерь! — крикнула в ответ Ари, несмотря на то, что они стояли напротив друг друга.

— За лето! — Диана почти догнала Ари по громкости голоса.

— За свободу!

— Йоу! — сказала я. Я не могла придумать ни одного тоста, но если бы ничего не сказала, то это было бы как-то непразднично.

На самом деле, лично мне нечего было праздновать. Но я была счастлива побыть рядом с Дианой и Ари, и счастлива за них. Они уезжали сразу после окончания школы, и лето сулило им исполнение всех желаний. Мне следовало довольствоваться их счастьем и праздновать. Особенно если вспомнить несколько последних лет.

— Ты будешь королевой этих напыщенных штучек на лошадях, — говорит Ари. — Может, даже соблазнишь какого-нибудь симпатичного грума.

Диана покраснела и закрыла глаза рукой:

— Скорее, я буду проводить все время со своей лошадью и к середине лета обнаружу, что никто из людей не знает моего имени.

— Им же хуже.

Диана протянула бутылку Ари:

— Во всяком случае, ты-то собираешься стать королевой. Так смети других девчонок с пути.

— Балетный ассасин. Вот я кто. — Она выхватила бутылку у Дианы, встала на носок и закружилась, балансируя на одной ноге, при этом вторая была поднята вертикально. Точно натянутая тетива. Она сделала глоток и даже не покачнулась.

— Что, если я обрежу волосы? — Диана натянула длинную, густую прядь и сощурилась от тусклого света. — Блестящая мысль.

Я собиралась согласиться, но Ари перебила меня.

— О нет, — сказала Ари. Она опустила ногу и протянула бутылку мне. — Ты прекрасна такой, какая есть.

— Я надеюсь.

— А где Уин? — спросила я. На выходных большую часть вечеров Ари проводила со своим парнем, Уином Тиллманом. Именно поэтому Диана обратила на меня внимание в сентябре.

— Он дома, болеет. У Маркоса сегодня вечеринка, а я хотела отпраздновать.

— Разве мы не могли отпраздновать у Маркоса? — нарочито-равнодушно спросила Диана.

— Своей компанией гораздо веселее.

Диана не стала возражать. Она по уши втрескалась в Маркоса Уотерса, лучшего друга Уина, но Ари всегда говорила, что Маркос сделан не из того теста. Ари проводила с Уином и Маркосом все свободное время, если, конечно, была не с нами. Так что, думаю, она знала, о чем говорит.

Повисла пауза. Ужасающая пауза. Обычно в такие минуты говорят «пора домой» или «на сегодня я выпила уже достаточно». Мне не хотелось, чтобы вечер закончился. Я дружила с Дианой и Ари всего четыре месяца с того момента, как мы с Дианой впервые сели вместе на уроке английского, а потом начали проводить друг с другом все вечера, когда Ари отправлялась к Уину. Ари и Диана были неразлучны долгие годы, они постоянно перешептывались в классе, вместе шли с парковки, вместе выходили из машины, и мне всегда было интересно, каково это — дружить вот так. С тем, кого ты выбрала сама, а не с тем, кто оказался рядом по праву рождения, как мы с моей сестрой Миной.