Место Снов - Эдуард Веркин Страница 2

– Спасибо тебе, курок, – говорил вождь хулиганов, однорукий Крюг, – не дал окочуриться, а Гильгамеш – он все видит…

И Крюг скрипел по бетонной стене своим крюком, хрипло по-стариковски смеясь. На самом деле Крюг был всего на три года старше Зимина, просто как-то раз он глушил в соседском пруду бычков с помощью бомбы, построенной из огнетушителя. В результате ему оторвало руку зарядом, с тех пор он и стух от нечего делать.

Но в тот день возле магазина было тоже странно пусто – хулиганы куда-то делись, даже вечно дежурного Крюга не было. Зимин повертел головой с целью обнаружения возможных стражей правопорядка, но и те отсутствовали, окрестности были непривычно безжизненны. Тогда Зимин вошел в «Ягодку», приобрел похожий на бейсбольную биту французский батон, приобрел молоко с ванилью для матушки и пиво с вишней для папахена, кинул два рубля побирушке и двинул назад.

Возле дома № 17 по улице Промышленной Индустрии Зимин остановился вытряхнуть из кроссовки назойливый камушек. Прислонился к стене и, балансируя на одной ноге, принялся ловить в районе носка чертов булыжник и думать о вселенской мировой подлости, как вдруг из-за угла послышалась ругань, а вслед за руганью появился хулиган низшей иерархии Бахыт Аюпов. Впрочем, Бахытом его никто не называл, все называли Монгольцем – за раскосую физию и подловатые повадки.

Зимин вспомнил, что в передаче про то, как Александр Македонский взял да и завоевал весь мир, говорилось, что Бахыт на каком-то их там языке означает «счастливый».

Монголец не выглядел счастливым, Монголец ругался и волок на веревке здоровенного лохматого пса неясной породы. Зимин пригляделся и увидел, что это тот самый пес, который не так давно устроил погром на детской площадке, произвел опрокидывание мусорных баков и организовал другие безобразия.

А Монголец соответственно тот самый человек, которого таскали по асфальту и неоднократно били головой. Об этом свидетельствовали несколько шишек на лбу Монгольца, расцарапанная рожа и изодранная по фасаду туловища рубашка. Пес постарался.

Впрочем, сейчас он был вполне образумлен, несильно упирался, но по его морде было видно, что он уже смирился со своей участью и стал непротивленцем злу насилием. Совсем как граф Л. Толстой, про которого Зимину как раз недавно рассказывали в школе. Вид у пса был капитулянтский и жалкий.

Сам Монголец был невысок, сутул и неопасен. Неопасен, почти всегда неопасен. Зимин это знал, но, чтобы придать себе уверенности, посмотрел на часы и зевнул. Монголец увидел Зимина и сделал объяснительное лицо.

– Вот, – сказал он. – Собачку нашел…

– Повезло, – кивнул Зимин. – Повезло. Хотели детскую площадку из железа строить, потом решили сэкономить. А то бы голова бо-бо…

Монголец потрогал лоб.

– Да уж…

– Надо бы зеленкой смазать. – Зимин подкинул в голос сочувственности. – Может обострение случиться… Хорошая собачка у тебя…

– Хорошая… Породистая собака.

– Вэйянский дог? – спросил Зимин. – Реликтовый чау-чау – первая собака-космонавт?

– У… – просительно сказал пес и посмотрел на Зимина.

– Сидеть, Шашлык! – Монголец ткнул собаку ботинком. – А то по ушам! Тоже мне, друг человека…

– Мучить будешь? – спросил равнодушно Зимин.

– Не знаю, – Монголец пожал плечами. – Может, и помучаю чуть-чуть, так, для интереса. Как настроение пойдет…

– Понятно, – снова зевнул Зимин.

– А ты что, увлекаешься? – в глазах Монгольца проскочил интерес. – Любитель собак? Может, это твоя собака?

– Не, – сказал Зимин. – Не моя. Она, наверное, ничейная. Бомжара.

– А то я продам, – Монголец ощерился ломаными зубами. – Стольник всего. Бери – не пожалеешь. Унты сошьешь.

– У меня на собак аллергия, – сказал Зимин. – А унты мне не нужны, у меня валенки есть финские.

– Все равно купи, – сказал Монголец. – Погляди, какой он жирный.

Монголец подергал собаку за шкуру, продемонстрировав степень упитанности.

– У… – жалобно промычал Шашлык. – У…

– Килограмм тридцать в нем чистого мяса, – подмигнул Монголец. – Замаринуешь с луком – такие шашлыки получатся! Или с кефиром. Отдам за семьдесят.

– Я не поклонник корейской кухни, – покачал головой Зимин.

– А мне по барабану, – Монголец потрепал собаку за ухо. – Корейская, французская… Уже давно по барабану. Не знаешь, может, кому надо?

Зимин почесал багетом затылок, сказал:

– В сто восьмую сходи. Там шкурник живет.

– Кто? – не расслышал Монголец.

– Кто-кто, шкурник. Фотограф Живодеров. Шапки делает. Из такого вот друга целых две получатся. Вона шерсти сколько. Можно валенки валять…

Монголец согласно закивал.

– Вообще-то это Шашлык, – сказал он. – Шашлык добрый. Я его с детства знаю… А сейчас, ну, сам понимаешь, не могу больше… Бабки нужны, хоть вешайся, плохо… А он от меня утром убежал, его Ляжка поймал. Я пошел искать, смотрю, он его волочет, я ему говорю, отдай собаку, а он мне типа: я его в «Шаурму» только так продам. Ну, я его за полтинник выкупил, а сейчас все, не могу…

– Полтинник… – задумчиво сказал Зимин. – Это ты переплатил, рынок обваливаешь… Ну да твое дело, мне пора.

Зимин сделал лицо как у Чингачгука, поглядел на часы и двинул домой.

– Ну и как хочешь, – сказал в спину Монголец. – А я тоже пошел отсюда.

Монголец притянул к ноге пса, пнул его коленом, после чего дурным рэпперским голосом прочитал:

– Лис улыбнулся, а Принц загрустил, в ответе за тех ты, кого приручил…

Зимину показалось, что про Принца, Лиса и тотальное приручение он где-то уже слыхал, кажется, на внеклассном чтении, но задумываться об этом Зимину не хотелось. Он прибавил ходу, улица Промышленной Индустрии осталась позади. Монголец с собакой и идиотской песенкой остались позади тоже.

Зимин сломал багет, половину спрятал, другую стал объедать с более пропеченного края. Делал он это не из-за голода, а так, просто. Батон приятно хрустел, к тому же это была традиция. Возле бесконечных лент кооперативных гаражей он батон спрятал и стал по привычке читать давно читанные надписи про Россию и ее великое будущее, про разную любовь и считать двери гаражей. На тридцать седьмой двери из прохода между гаражами высунулась бритая круглая голова горшкообразной формы. Голова осмотрелась, увидела Зимина и сказала:

– Зимин, это ты, что ли?

Голова принадлежала Ляжке, и был этот Ляжка действительно отнюдь не защекоченным. Зимин не спешил отвечать голове, поскольку опасался, что едкий Ляжка тут же скажет: «А я думал, куча просто навалена»…

Но Ляжка этого не сказал. А сказал он следующее:

– Ладно, Зимин, не почкуйся, у меня к тебе дело есть.