Тайный Дозор - Николай Желунов Страница 2

– Пустяки. Заживет, как на собаке.

Здоровой рукой он взял брюнетку за шею (на этот раз без вреда для себя – действие защитного заклятия кончилось) и подвел ее к своему распростертому на иссохшей земле противнику. Из-за далекой кромки леса выскользнуло солнце, его первые лучи заблестели на покрытых каплями крови кудрях Светлого колдуна. Глаза Книжника сквозь мутную пелену увидели бледное, как известь, но благодушное лицо Дориана и рядом с ним – мокрое от слез лицо жены.

– Как самочувствие, друг мой? Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать.

Губы Светлого мага лишь задрожали в ответ: его нижняя челюсть была расколота.

– Пришло время прощаться, Книжник, – мягко проговорил вожак Темных, – веришь ли, я буду скучать, о да… Но как же мне поступить с твоей молодой женушкой? – Он изобразил задумчивость. – Ах да, я ведь, кажется, обещал ее отпустить. Но видишь ли, какое дело… мой приятель Фрол очень голоден. – Он щелчком пальцев подозвал вампира, нанесшего удар Книжнику в спину.

Светлый маг застонал, выплевывая кровавые пузыри.

– Поешь, Фрол, – ласково сказал Дориан, – бедный, вечно голодный Фрол.

Вурдалак с жадной готовностью прильнул к шее брюнетки. Пленница слабо отбивалась, но тщетно – мешок на горле упыря несколько раз вздулся, пропуская выкаченную кровь, и вскоре женщина, бледная до прозрачности, упала на землю.

Книжник пытался подняться на сломанных руках, издавая булькающие, хрипящие звуки.

– Чуть не забыл, – шутливо нахмурил брови Темный, – с нами же еще твоя милая младшая сестренка!

Он рывком привлек к себе плачущую девушку.

– Хороша, спелая вишенка, – Дориан втянул ноздрями запах ее волос, словно аромат цветов, снял с ее плеч платочек, – как раз в моем вкусе. Ну же, полно рыдать, барышня, скоро весь этот кошмар для вас закончится.

Язык Темного мага, длинный и тонкий, заскользил по обнаженному плечу пленницы.

Несмотря на вспышки огня и громкие крики, никто из станичников не разомкнул век. Сон их был крепок, как никогда в жизни; каждый видел во сне самые ужасные кошмары – и не мог проснуться.

Темные стояли поодаль, среди неподвижных камней, наблюдая за вожаком и его развлечением с жертвой; некоторые не выдержали этого зрелища и отводили взгляды. Фрол сыто закатил круглые покрасневшие глаза, прикрыл их шторками век: начинался день, и все, о чем он сейчас мечтал, – найти холодок и подремать.

Книжник в последний раз захрипел и упал навзничь. Лицо его было мокрым от пота и слез.

– Что ты там бубнишь, Светлый? – вытерев кровь пленницы с губ шелковым платком, промурлыкал Дориан. – Похоже, ты проглотил язык вместе с зубами?

– Не убивай, – прошелестело в Сумраке, – не убивай…

– Ты только что убил наших Темных братьев, спалил заживо боевым заклятьем – так почему я должен пощадить твою сестру?

И тело молодой женщины, бездыханное, тихо опустилось в траву.

– Сожгите здесь все, – скомандовал Дориан.

– Но его книги, – осмелился возразить кто-то, – там могут быть ценные…

– Я сказал – сжечь все! – закричал вожак в ярости, обрушивая на голову Книжника последний страшный удар.

И пурпурный цветок огня взвился над степью, высоко раскинул лепестки в густом, напоенном ароматами трав воздухе.

* * *

– Не понимаю, почему он еще жив, – сказал доктор.

Он вышел в сени, вытер изможденное худое лицо рушником и вдруг попросил водки.

– Прасковья, принеси, – буркнул Василий.

Пока жена бегала за графином, доктор с хозяином дома смотрели на перетянутое бинтами тело на кровати.

– Повреждения черепа, ожоги, многочисленные переломы, – врач снова утер пот, – в больницу нельзя, сорок верст – не доедет. Я сделал что мог, зафиксировал кости, но… будет чудо, если доживет до завтра.

Он взял из рук Прасковьи стопку теплой старки, неумело выпил двумя глотками, и глаза его намокли от горечи.

– Родные у него остались?

– Жёнку да сестру убили. Племяшка маленькая, должно, сгорела в пожаре.

– Кто ж их так? Бандиты?

Василий покачал седой головой:

– Может, и бандиты… кто их разберет? Приехал он к нам года три назад, купил домишко. Жил тихо, травки собирал, заговоры на больной зуб делал… За что такая лютая смерть, почему? Загадка, товарищ доктор.

– А нечего с нечистой силой знаться, – вставила Прасковья.

– Ну-ка, цыц, – нахмурился Василий.

– Ты мне не цыцкай. Видел Кравцовых хату-то? Печурка, полати, да куры в закутке. А опосля, на пепелище, – глядь, картины горелые в рамах, – женщина выразительно округлила глаза, – статуи каменные, в подполе – склянки, порошки, книги в железных коробках… вот и доколдовался, сердяга.

Врач выслушал эту отповедь с усталой улыбкой, попрощался и уехал.

Василий проводил его и сел на крыльце, покуривая «козью ножку». Приближение ночи нагоняло глухую, неосознаваемую тревогу. Багровый шарик солнца повис над горизонтом, превратил горелые руины на холме в уродливый черный силуэт. По развалинам бродили ребятишки, копаясь в золе.

Как стемнело, Василий перебрался в пристройку, где лежал искалеченный Кравцов. Отогнал мух, осторожно намочил его губы водой из глиняной кружки. Долго сидел рядом при свете огарка, готовый в любой момент увидеть таинство расставания тела и души… Но знахарь продолжал дышать – тяжело, прерывисто, хрипло. Прасковья не любила входить сюда, и Василий три дня и три ночи ухаживал за больным сам.

Что-то зашуршало за окном, со стуком упал камень. Василий прильнул к стеклу – но ночь выдалась безлунная, хоть глаз коли. Кошка, должно.

Спустя некоторое время явственно стукнула калитка, которую он самолично запер на засов, попрощавшись с доктором. Тихонько брякнула цепью собака – но голос не подавала. Что за дела там творятся?

Василий взял со стола коптящий огарок, вышел в сени. Белое лицо Прасковьи показалось из кухни:

– Вася… Не открывай… Не надо.

Он хотел привычно цыкнуть на жену, но только поднес палец к губам.

За входной дверью зашуршало, затем раздался новый звук – едва различимый тонкий голосок, похожий на мяуканье.

– Васенька, – шепотом заплакала жена, – за ним это, за колдуном окаянным… вернулись добить… вот же взяли страх в хату, на свою голову… не открывай, Христом-Богом…

Муж постоял в сенях, вслушиваясь в звуки за дверью, потащил из-под лавки топор. Прасковья ахнула и зажала себе рот ладонью.

Кто-то тихонько скребся в дверь – низко, почти на уровне пола.

Держа топор наготове, Василий откинул щеколду и резким толчком раскрыл дверь. Маленькое косматое существо пробежало у него под ногами и кубарем бросилось в пристройку.