Библиотека на Обугленной горе - Скотт Хокинс Страница 2

Минут десять Маргарет дрожала в тенях. Кэролин свистящим шепотом задавала вопросы, но она не отвечала, возможно, потому, что не была в состоянии вымолвить хоть слово. Однако слезы Маргарет были кровавыми, а когда Отец уволок ее обратно к стеллажам, она обмочилась. Лучшего ответа не требовалось. Кэролин часто думала о том, как горячая, аммиачная вонь мочи Маргарет смешивалась с пыльным запахом старых книг, как ее крики эхом отдавались от полок. В тот самый момент она и начала понимать.

Собственный каталог Кэролин был нудным, а не пугающим. Отец велел ей изучать языки, и почти год она послушно копалась в учебниках. Но рутина вызывала у нее скуку. В первое лето обучения, когда ей было девять, она отправилась к Отцу и топнула ногой.

– Хватит! – сказала она. – Я прочла достаточно книг. Я знаю достаточно слов. Я хочу выйти наружу.

Другие дети отпрянули, увидев выражение Отцовского лица. Как и обещал, он воспитывал их тем же способом, каким когда-то воспитали его самого. Большинство – включая Кэролин – уже обзавелось несколькими шрамами.

Но хотя Отец нахмурился, на этот раз он не стал ее бить. И секунду спустя ответил:

– Да? Очень хорошо.

Он отпер главную дверь Библиотеки и впервые за долгие месяцы вывел Кэролин на солнечный свет, лившийся с голубого неба. Кэролин была рада – и возликовала еще больше, когда Отец покинул окрестности Библиотеки и направился в лес. По пути Кэролин увидела Дэвида, каталог которого имел отношение к войне и убийству: Дэвид играл ножом в поле в конце дороги. Майкл, которому предстояло стать послом Отца у животных, балансировал на ветке соседнего дерева, беседуя с семейством белок. Кэролин помахала обоим мальчикам. Отец остановился на берегу маленького озера. Буквально дрожа от наслаждения, Кэролин шлепала босиком по теплой отмели и ловила в горсть головастиков.

Оставшийся на берегу Отец позвал олениху Ишу, которая недавно отелилась. Иша и ее олененок по имени Аша сразу же явились. Они начали общение с клятвы верности Отцу, очень искренней и долгой. Эту часть Кэролин пропустила. Ей уже порядком надоело, что все пресмыкаются перед Отцом. Кроме того, олений язык был сложным.

Когда формальности остались позади, Отец приказал Ише обучать Кэролин вместе с олененком. Он специально подбирал короткие слова, чтобы Кэролин поняла, о чем идет речь.

Поначалу Иша не хотела этого делать. У благородных оленей есть двенадцать слов для обозначения грациозности, и ни одно из них не подходило для человеческих ног Кэролин, таких больших и неуклюжих по сравнению с изящными копытцами Аши и других оленят. Однако Иша была подданной Нобунунги, императора здешних лесов, а следовательно, и подданной Отца. Кроме того, она не была глупа. И не высказала своих возражений напрямую.

Все лето Кэролин училась вместе с благородными оленями долины. Это был последний спокойный период в ее жизни – и, возможно, самый счастливый. Под присмотром Иши она все проворнее бегала по тропинкам нижнего леса, прыгала через замшелый поваленный дуб, ловко опускалась на колени, чтобы щипать сладкий клевер и пить утреннюю росу. Со смерти матери Кэролин прошло около года. Ее единственного друга прогнали. Отец был сложным человеком и не отличался мягкостью. Поэтому когда в первую морозную ночь года Иша позвала Кэролин лечь вместе с ней и ее олененком, чтобы согреться, внутри у Кэролин что-то сломалось. Она не заплакала и никак не выказала свою слабость – это было не в ее характере, – но приняла Ишу в свое сердце, целиком и полностью.

Вскоре после этого зима объявила о своем прибытии ужасающей грозой. Кэролин нисколько не боялась таких явлений, однако Иша с Ашей вздрагивали при каждой вспышке молнии. Теперь все трое были единой семьей. Они укрылись в буковой роще, Кэролин и Иша прижимались к Аше с двух сторон, чтобы она не замерзла. Они пролежали вместе всю ночь. Кэролин чувствовала, как трепещут стройные оленьи тела, как они вздрагивают при каждом раскате грома. Она пыталась успокоить их лаской, но олени уклонялись от ее прикосновений. Приближался рассвет, а Кэролин оживляла в памяти Отцовские уроки в поисках слов, которые могли бы их утешить: хотя бы «не волнуйтесь», или «это скоро закончится», или «утром будет клевер».

Но Кэролин была скверной ученицей. И не могла подобрать нужных слов, как ни пыталась.

Незадолго до рассвета Кэролин ощутила, как Иша дернулась и забарабанила копытами по земле, раскидывая опавшие листья, под которыми обнажилась черная земля. Мгновение спустя дождь, омывавший тело Кэролин, стал теплым, и во рту у нее появился соленый привкус.

Сверкнула молния, и Кэролин увидела Дэвида. Он стоял на крепкой ветке в тридцати футах от нее и ухмылялся. Из его левой руки, сжатой в кулак, свисал утяжеленный конец тонкой серебристой цепочки. Сама того не желая, Кэролин в последних лучах луны проследила, куда тянется эта цепочка. И, когда вновь сверкнула молния, уставилась в безжизненные глаза Иши, насаженной вместе со своим олененком на копье Дэвида. Кэролин протянула руку и дотронулась до бронзовой рукояти, торчавшей из тела оленихи. Металл был теплым и слегка дрожал под пальцами: это затихало доброе сердце Иши.

– Отец велел мне наблюдать и слушать, – сказал Дэвид. – Если бы ты нашла нужные слова, я оставил бы их в живых. – Он дернул цепочку, вытаскивая копье. – Отец говорит, пора вернуться домой, – продолжил он, сворачивая цепочку уверенными, опытными движениями. – Пришло время взяться за учебу по-настоящему.

И он исчез в буре.

Кэролин осталась одна в соленой темноте – навсегда.

Сейчас, четверть века спустя, Кэролин присела на четвереньки за корнями поваленной сосны, вглядываясь в густые заросли падуба. Если повернуть голову вот так вот, можно было увидеть склон холма до самой поляны Быка. Ширина поляны составляла около двадцати футов, и на ней почти ничего не было. Только сам Бык и пирамида из гранитных глыб на могиле Маргарет. Бык, полая бронзовая статуя чуть больше натуральной величины, стоял в центре поляны. Золотистый металл мягко мерцал на солнце.

С ближайшей стороны поляну ограждали стволы кедра, среди которых пряталась Кэролин. На дальней стороне, на краю крутого обрыва, вырытого при строительстве шоссе 78, стояли Дэвид и Майкл. На противоположной стороне дороги, футах в двадцати внизу, свисал с ржавой цепи выцветший деревянный щит, отмечавший въезд в Гаррисон-Оукс. Когда налетали порывы ветра, скрип было слышно даже на вершине.

Кэролин и правда подобралась очень близко: достаточно близко, чтобы сосчитать косматые двойные косички в светлых дредах Майкла; достаточно близко, чтобы слышать жужжание мух, вившихся вокруг головы Дэвида. Дэвид коротал время, допрашивая Майкла о его путешествиях. Кэролин поморщилась. Специальностью Майкла были животные, и он, пожалуй, освоил ее чересчур хорошо. Теперь обычная человеческая речь давалась ему с трудом, даже причиняла боль – особенно поначалу, когда он только-только возвращался из леса. Хуже того, он совсем не умел хитрить.

Прошлой ночью Фелиция появилась во снах библиотекарей и сообщила, что Дэвид велит им собраться у Быка «до заката». Это было не то же самое, что «как можно скорее», и подобное отличие мог проглядеть только Майкл. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Дженнифер провела наедине с Дэвидом несколько недель, они вместе ждали новостей от Отца. Сейчас, пока Дэвид мучил Майкла, Дженнифер – самая маленькая и хрупкая из библиотекарей – уничтожала могилу Маргарет. Она устало бродила по поляне взад-вперед, согнувшись под тяжестью кусков гранита размером с человеческую голову, ее рыжеватые волосы пропитались потом. Хотя после долгих недель в компании Дэвида перетаскивание гранита на жарком солнце могло показаться облегчением.