Призраки грядущего - Дэвид Геммел Страница 2

Князь посмотрел ему в глаза. Лицо у монаха было сильное, с длинным орлиным носом и решительным ртом под коротко подстриженными усами.

— О тебе ходит множество легенд, Чареос. В некоторых ты именуешься принцем. Известно тебе об этом?

— Да, я слышал — но это не важно.

— Что же тогда важно? Ты лучший боец из всех, кого я знаю. Ты был одним из героев Бел-Азара. Ты мог бы разбогатеть так, как другим и не снилось.

— Я и так богат — вот в чем суть. Такая жизнь устраивает меня. По натуре я книжник, а готирские библиотеки славятся на весь мир. Говорят, что далеко на юге, в Дренае, книг еще больше, зато здесь имеется полное собрание трудов Тертуллия. У меня уйдет много лет, чтобы изучить их все.

— И все-таки это неправильно. Я помню, как отец поднял меня на плечо, чтобы я мог видеть героев Бел-Азара, шествующих по улицам Нового Гульготира. Я помню все, что происходило в тот день. Ты ехал на белом жеребце ладоней семнадцати в вышину, в серебряной кольчуге и шлеме с белым плюмажем. Рядом ехал Бельцер со своим топором, а также Маггриг и Финн. Люди тянулись к тебе, как к путеводной звезде. Чудесный был день.

— Да, солнце светило ясно — но это был всего лишь парад, мой господин, один из многих.

— А что случилось с другими? Сохранили вы дружбу? Я уже много лет ничего не слышал о них.

— Я тоже. — Монах отвел в сторону свои темные глаза, вспоминая, каким видел Бельцера в последний раз — пьяным, красноглазым и плачущим. Топор его пошел с молотка за долги. Бывший крестьянин стал героем, и эта участь подкосила его так, как не удалось и надирам. Маггриг и Финн тоже были там. Оставив Бельцера в задней комнате гостиницы, они втроем вышли на солнце.

«Мы возвращаемся в горы», — сказал Финн. «Что вы там будете делать?» — спросил Чареос. «То же, что и везде, Мастер Меча». — С этими словами чернобородый лучник улыбнулся, вскинул на плечи котомку и зашагал прочь. Молодой Маггриг с улыбкой подал Чареосу руку: «Мы еще встретимся. Мне думается, ему просто нужно какое-то время побыть одному, подальше от толпы». «Как ты только терпишь его угрюмый нрав?» «Я его не замечаю».

...Чареос, попивая сок, посмотрел в окно. Он сидел слишком далеко, чтобы видеть двор и сады, зато поверх высокой ограды монастыря открывался вид далеко на юг, где лес лежал на горах, словно зеленый туман. Монах перевел взгляд к востоку, к гряде холмов, за которыми простирались надирские степи, и страх на миг коснулся его ледяным острием.

— Думаешь, надиры летом пойдут на нас войной? — спросил князь, словно прочтя его мысли.

Чареос задумался. Суровые кочевники-надиры живут только войной и только в битве находят радость. Многие века готирские короли держали их под своим игом, черпая уверенность в том, что кочевые племена ненавидят друг друга еще сильнее, чем своих поработителей. Но потом пришел Ульрик, первый великий вождь. Он объединил надиров, превратил их в непобедимую силу, в армию, насчитывавшую сотни тысяч свирепых воинов. Готиры были разбиты, их король погиб, а беженцы поставили свои новые жилища здесь, на северо-западе. Только Дренайская крепость Дрос-Дельнох, стоявшая далеко на юго-востоке, дала надирам отпор. Но век спустя явился другой полководец, которого не сумел остановить никто. Тенака-хан разбил дренаев и вторгся в Вагрию. Его войска вышли к морю у Машрапура и двинулись вдоль побережья в Лентрию. Чареос вздрогнул. Один лишь Исток знает, придут надиры будущим летом или нет. Но одно столь же верно, как смерть: когда-нибудь они придут непременно. Они перевалят через холмы с оглушительным боевым кличем, и копыта их боевых коней смешают траву с землей. Чареос тяжело сглотнул, не сводя глаз с холмов. Он видел за ними кровожадные орды, готовые темной волной захлестнуть зеленую готирскую землю.

— Ну что же? — настаивал князь. — Как по-твоему?

— Не могу сказать, господин мой. У меня недостаточно сведений, чтобы решить это. Говорят, будто дренаи опять восстали под предводительством новоявленного Бронзового Князя. Мне кажется, это уже пятое восстание за те тридцать лет, что прошли после взятия Дрос-Дельноха Тенакой-ханом. Возможно, оно отсрочит вторжение надиров.

— Этого вожака постигнет судьба всех остальных. Он будет схвачен и распят, а восстание подавлено. Говорят, новый хан уже послал войска на север.

— Об этом говорят годами. Надирам здесь нечем поживиться. Завоевание Дреная, Вагрии и Лентрии обогатило их. Мы ничего не можем им дать — и даже путь в более богатые государства не лежит через нас. За Новым Гульготиром нет ничего, кроме моря. Быть может, они оставят нас в покое. — Собственная ложь стала у Чареоса комом в горле. Для надиров главное не добыча, а кровь, смерть и порабощение. Им все равно, богаты готиры или бедны, — их подогревает желание отомстить за вековые обиды.

— Ты сам не веришь этому, Мастер Меча, — я по глазам вижу, — сказал князь, вставая. — Надиры ненавидят нас за прошлое, и их мучит память о Бел-Азаре — единственном поражении за всю историю Тенаки-хана.

Чареос, помогая князю накинуть плащ с капюшоном, взглянул ему в лицо.

— Судьбу Бел-Азара иначе как чудом не объяснишь. Я не знаю, как нам удалось удержать крепость, — и не знаю, почему Тенака-хан позволил нам это. Притом это было двадцать лет назад — теперь я об этом почти не вспоминаю.

— Старая крепость развалилась — и это уже, можно сказать, надирская земля. Спасибо тебе за урок. Мне кажется, я стал ближе к тебе по мастерству.

— Более того, мой господин, — сегодня вы побили меня.

— А ты уверен, что не поддался мне — из-за того, что при поединке присутствовали мои сыновья?

— Вы честно одержали победу, мой господин, — но на той неделе она будет за мной.

— На той неделе сразимся в замке — а после поохотимся в лесу и попробуем затравить пару кабанов.

Чареос поклонился, провожая князя. В кувшине осталось еще немного сока. Он налил себе и подошел к окну, глядя, как князь со свитой отбывает из монастыря.

Давно уже не произносились вслух эти имена — Бельцер, Маггриг и Финн. Чареос вновь увидел перед собой рыжебородого великана, увидел, как тот крошит своим топором надиров, лезущих на стену около надвратной башни. А лучники Маггриг и Финн каждый вечер писали углем на гранитной стене свой счет: «Маггриг сегодня убил одиннадцать, всего тридцать одного. Смерть надирам!» А старый Калин оспаривал эти числа, стряпая ужин над жаровней. Отменный был повар — даже филей, приготовленный им, напоминал по вкусу бараньи кишки. Он погиб в последний день осады.

Около башни гибло больше всего народу. Из прежних сорока пяти выжили только Бельцер, Маггриг, Финн и Чареос. Надиры заняли крепость, но Бельцер соскочил с башни, в одиночку спас готирское знамя и, прорубая себе дорогу, вернулся обратно. Они засели в башне, бросая вызов окружившим их надирам. Почти весь день враг пытался взять башню, каждый раз отступая перед мечами и топорами ее защитников.

Ночью туда пришел сам Тенака-хан со своим шаманом.