Змеи, драконы и родственники - Олег Угрюмов Страница 20

Похоже, что командир партизанского соединения не на шутку увлекся зрелищем, доступным пока только ему. Он вовсю крутил колесико настройки бинокля и шумно пыхтел, но не говорил ни слова. Только когда Жабодыщенко нетерпеливо потолкал его в бок, Салонюк сообщил:

— Та ни, ще гирше.

Сидорчук возбужденно потер приклад автомата:

— Та шо ж може буты гирше эсесивцив? Чи до нас сам ихний фюрер повзэ?

Наконец Салонюк оторвался от окуляров и, сурово нахмурив брови, стал держать речь:

— Тепер я все зрозумив, — торжественно заявил он замершим подчиненным. — И чому фашистська танка як до себе пёрла, и чому тутошни диты, — тут он немного помялся, — тобто папуасы дывно розмовлялы, и чому нам тут все незнайомо.

Салонюк выдержал паузу, затем опустился на землю, скрестив ноги по-турецки, и пригласил остальных последовать его примеру:

— Треба систы.

Перукарников тревожно вгляделся в Салонюка, покопался в своем вещмешке и протянул командиру фляжку с самогоном:

— Товарищ командир, вы прямо в лице изменились. Хлебните маленько для душевного равновесия.

Салонюк охотно принял это пожертвование и сделал несколько больших глотков. Перукарников тем временем рассудительно заметил:

— Что бы ни случилось, а вы это так близко к сердцу не принимайте. Где наша не пропадала. Вон Маметов на любую проблему сквозь пальцы смотрит — так ему море по колено.

Маметов не очень понял, о каком море идет речь, но на всякий случай решил уточнить, во избежание дальнейших недоразумений:

— Моя охотник, моя не рыбак, — и самокритично добавил: — Рыбак плавать хорошо, охотник плавать плохо.

Салонюк окинул Маметова долгим и внимательным взглядом и произнес мечтательно:

— Гарно тоби, Маметов. И я таким був — у дытынстви. Мама тоди пампушки пекла та з часныком до червоного борщу з чорнослывом подавала… Романтыка. — Тут он хлопнул себя по колену. — Ну, хватыть лирычных видступив, треба до основного завдання повертаться.

Сидорчук уже изныл от нетерпения:

— Товариш Салонюк, скажить все, як е. Бойци-партызаны до бою готови.

Самогон у партизан был знатный — стратегически важное зелье. Всего только пара глоточков, а растрепанные нервы пришли в порядок, в голове прояснилось, и Тарас ощутил потребность четко и внятно разъяснить ситуацию своим боевым товарищам:

— Значить, так, — голосом сказочника начал он, — Галя, будь вона неладна, ось ту зэлэну западню, що в хати була, особысто для нимця зоставыла, бо в такий спосиб выришыла его до ридной стороны видислать. А мы, на свое лыхо, за ным слидом вскочилы, тому зараз, як кажуть, не ворог у нас в гостях, а мы у него дома, тобто у самой середыни цей клятой Нимеччины.

Перукарников аж присвистнул:

— Ничего себе — поворотик событий. Ходила девица по воду да нечаянно утонула.

Маметов совсем не понял, при чем тут Галя и ловушка для немцев, но зато уловил самую важную для себя мысль про утонувшую девицу. Сопоставив известные ему факты, он понял, что Галя — эта самая девица и есть, немец тоже куда-то исчез и горькая сия судьба ожидает теперь весь партизанский отряд. Он переполошился и решительно заявил:

— Моя совсем плохо плавать, моя дальше не ходить!

Сидорчук не мог спокойно смотреть, как изводится его товарищ по оружию. Он дружески похлопал Маметова по плечу:

— Спокийно, спокийно, Маметов, не волнуйся, тут тебе раньше вбьють, чем ты утопнешь.

Жабодыщенко торопливо перекрестился:

— Чуе мое серденько недобре, ой чуе.

Один Перукарников никогда не унывал:

— Тише, ребята, без паники, — широко улыбнулся он. — Как говорят в народе, незваный гость хуже татарина. И немцам в этом предстоит убедиться на собственной шкуре.

Салонюк поднял вверх указательный палец:

— Во, точно! Перукарников дило каже: зараз мы не обычный партизанський пидроздил, а отряд особливого прызначення, бо наша циль — здийснувать в ворожому тылу ризни шкоды та дыверсии, зрозумило?

У Перукарникова в предвкушении прелестей диверсионных развлечений даже глаза заблестели.

— Так точно, товарищ командир!

Сидорчук плотоядно улыбнулся:

— А як же!

Вник в суть происходящего боец Колбажан Маметов, перспектива утопления которого отодвинулась на неопределенный срок:

— А-а, моя не топнуть, моя на фронте биться!

— Фронт в тылу врага, — заметил Перукарников. — Воспоминания, что ли, после войны надиктовать? А то жалко, если такое название пропадет. Главное — аккуратно обойти вопрос о том, как мы в этом самом тылу очутились. Не про Галины же фокусы объяснять советскому читателю.

— Наша сила у тому, — гнул свое Тарас, — що ворог ани сном, ани духом про нас не видае — я так соби хотив бы думаты, — значить, преимущество нашего партизанського отряда — неожиданность.

В том, что внезапность может решить исход боя, не сомневался никто. Каждый из бойцов уже продумывал свой собственный план, согласно которому он будет наносить ощутимый вред проклятому врагу и устраивать диверсии, чтобы подорвать боевой дух противника, внушить ему пессимизм и отчаяние и побудить его сдаться на милость партизан.

Словом, внезапный вопрос Жабодыщенко выбил всех из колеи:

— Звыняйте, товарищу Салонюк, — заговорил он торопливо, — а як вы дизналыся, що мы у ворожому тылу?

Все замолкли, выжидательно глядя на Салонюка, замершего с открытым ртом. Пауза затягивалась, и тогда в ход событий вмешался неугомонный Сидорчук:

— Жабодыщенко, ты що, з глузду зъйихав? Вже не довиряешь свому ридному командиру?

Тот замахал руками, оправдываясь:

— А шо я, шо я? Я тильки спытал, що вже и спытать не можна? Як воно може таке буты, щоб мы из вогню да в полымя вскочили? Щоб ото р-раз, и у саме, можно сказать, логово!

Перукарников пожал плечами:

— Микола, я вас умоляю, какая разница, где немца бить: у себя дома или у него? В тылу небось фрицы пожирнее. И товарищ Сталин всем нам лично вручит ордена за проявленный героизм!

— Ура-а! — немедленно отреагировал Маметов.

Салонюк понял, что утратил контроль над ситуацией.

— Тихише, хлопци, тихише, — приказал он. — Бо до нас з того замку, — помахал рукой куда-то себе за спину, — уси фашисты збегуться, та у финали цей середневичной драмы товарищу Сталину никого буде орденами нагороджувать.

Жабодыщенко схватил свою снайперскую винтовку и лег на землю, пристально вглядываясь через прицел в ту сторону, куда указал его командир:

— Ага, точнисинько якийсь замок видно! — Полюбовавшись некоторое время открывшимся пейзажем, он продолжил как ни в чем не бывало: — Ну та що, у брата мого кума, у западэнцив, таки теж е: от хрест святой, сам бачив.