Материнский инстинкт - Лина Манило Страница 20

— Хех, проблему нашла. Хороший мужик, значит нужно брать, пока не передумал. Ты много сейчас нормальных мужиков видела? — Ольга по-хозяйски, потому что с детства привыкла чувствовать себя в этой квартире как дома, налила себе еще чая. Я отрицательно мотнула головой. — То-то же! Ты не забывай, что я в Москве живу — там чего только не увидишь. И все приличные мужики уже давно друг с дружкой спят и от этого стали та-а-акими неприличными. Мой муж самый лучший и пока я никого более достойного моей любви не видела ни в жизни, ни в кино. Но я же тоже сначала долго раздумывала — все от мамы да от вас боялась уехать. До того задумалась, что он умотал домой и два месяца не звонил. Вот тогда-то я и поняла, что не смогу без него жить. А ведь мне было всего семнадцать! — Ольга подняла палец и помахала им перед моим носом. — Семнадцать, понимаешь? А тебе уже двадцать пять, и твоего милого может преспокойно захомутать другая семнадцатилетняя. Вкурила?

Мы рассмеялись, но в словах подруги на самом деле мало смешного. Да, я действительно уже не так юна, как мне хотелось бы. И любая пигалица может обскакать меня в два счета.

— Но я не уверена, сможем ли мы так любить друг друга и после брака, как, например, любите друг друга вы с Димой.

— Я смотрю, ты тут выпендриваешься много, пока я далеко. Вот твой... кстати, как зовут-то его?

— Рома.

— Ой, он наверняка замечательный. У меня все знакомые Ромы очень даже ничего. Вот! Вот тебе еще один плюс — имя у него располагающее. Так, о чем это я? А! Вспомнила! У тебя время до конца лета определиться - тебе судьба сама шанс дала все хорошенько обдумать, пока его не будет в городе. Если все еще будешь его любить, то хватай, прям у порога, когда он к тебе после разлуки нагрянет, и тащи в ЗАГС! — Ольга съедает сразу две шоколадные конфеты. — И смотри мне, не балуй! Узнаю, приеду и убью тебя. Своими же собственными руками!

Мы смеялись так долго, что потеряли счет времени. Я так рада была ее приезду, тому, что могу хоть недолго, но побыть в компании человека, который без лишних слов меня понимает. Человека, перед которым ничего не нужно изображать, а быть самой собой. Ольга излучала столько счастья и бесконечного, неиссякаемого позитива, что создавалось впечатление, что это не женщина, а солнечный луч.

- Рассказывай, как вы познакомились и кто он такой вообще. Как тот журнал назывался, помнишь? «Хочу все знать!» Так что и я хочу все знать, причем в мельчайших подробностях!

Я рассказала, как мы с ним познакомились, как он ухаживал за мной, упустив, впрочем, некоторые подробности. Я все еще не могла решить — рассказывать ли подруге об изнасиловании и ребенке. С одной стороны, мне безумно хотелось с кем-нибудь посоветоваться, а с другой было страшно до чертиков и горлового спазма.

— Такой вариант нас очень даже устраивает. Ты не думай, что я хочу отдать тебя замуж - ты мне любая нравишься. Просто не хочу, чтобы ты из-за своего характера осталась одна.

— Не останусь. Я уже решила. Если у нас с ним все останется, как и прежде, то к Новому году сыграем свадьбу. Но я пока выжидаю и все обдумываю. К концу лета буду точно знать, что делать дальше

— Вот и правильно, — кивнула Ольга, и ее длинная светлая челка упала на глаза. — А теперь пошли гулять! Я так соскучилась по родным пенатам. Ты себе представить не можешь!

Перед прогулкой пошла в спальню и тщательно обмотала себя всем имеющимся в наличии запасом бинтов — всё-таки пока не решила, говорить Ольге о беременности или скрыть этот факт. Меня терзали сомнения, ставшие уже верными спутниками. Они пробирались под кожу, уничтожая здравый рассудок, цементируя горло, поглощая слова. Голой понимала, что мне нужно высказаться, поделиться хоть с кем-то, но ничего не могла с собой поделать.

После той ночи чувствовала себя моральным инвалидом и не знала, вылечусь хоть когда-нибудь. О том, чтобы стать прежней речи не шло, но надеялась, что когда-нибудь смогу забыть и не вздрагивать каждый раз, словно перепуганный зверёк.

В тот день мы гуляли несколько часов подряд, не обращая внимания на жару и накатывающую усталость. Мне, обмотанной бинтами и в утягивающем белье, даже дышать полной грудью становилось невыносимо, но ради подруги согласилась терпеть. Ольга — единственный близкий человек в моей жизни на протяжении долгих лет, потому я согласна была многое вытерпеть, лишь бы она улыбалась.

Нам всегда было хорошо вдвоём. Смеяться и молчать, разговаривать часами и даже петь на пару дурными голосами — мы, словно части одного целого, идеально подходили друг другу. Иногда, слушая страшные истории о предательстве близкой подруги, думала: хорошо, что в моей жизни такое просто невозможно. Ольге я верила как самой себе, зная, что не подведёт, всегда поймёт и не осудит.

Но почему же так невыносима мысль: признаться ей в том, что со мной произошло? Почему, только, открыв рот, улучив подходящий момент, словно отключалась, и все слова тонули в каком-то вязком болоте недомолвок и лжи? Ответа я не знала.

Мы шли по улице, наслаждаясь ласковым солнцем, обсуждая накопившееся за год разлуки, смеясь и сплетничая. У Ольги имелась поразительная способность: в её обществе все проблемы, словно исчезали сами собой, растворялись и казались абсолютной ерундой. Даже мне на миг показалось, что внутри оживает та смешливая маленькая девочка, которая умела хохотать до коликов в животе, утирая слёзы, льющиеся из глаз.

Но силы человеческие не бесконечны и мы все-таки решили присесть за столик в очаровательном летнем кафе, что открылось совсем недавно на месте чебуречной, в которую мы частенько бегали в школе на переменах. Тогда ещё были живы родители, и всё было хорошо и спокойно, а мир казался сплошным радужным пятном, в котором не найдётся места боли и отчаянию. Наверное, только в детстве в человеке возможна эта чистая вера в добро и свет, что будет всегда наполнять душу.

Но детство заканчивается с первыми ударами судьбы, и на место единорогам и радуге приходит нечто такое, о чём не хочется думать и совсем страшно представлять. Кому-то везёт больше и прыгает он по жизни, подобно быстроногой лани, да только волк всегда где-то рядом и рано или поздно он догонит свою жертву.

Пока делали заказ у приветливого официанта, я рассматривала окружающий интерьер: белоснежные столики, милые синие зонтики и барная стойка в самом углу, где улыбчивый юноша протирал и без того чистые стаканы.

— Знаешь, чего нам не хватает с Димой для счастья? — спросила Ольга, когда принесли наш заказ.

Подруга ковыряла ложкой шарик мороженного, политый шоколадным топпингом, и, казалось, избегала смотреть мне в глаза. Ольгу редко можно было увидеть серьёзной, неуверенной в себе, а о грусти она, казалось, не знала вообще ничего. А тут, к моему удивлению, на красивом лице лежала печать какого-то затаённого страдания, природу которого я совершенно не могла разгадать.

Так странно было видеть её такой, потому я особенно напряглась, услышав, как тихий вздох вырвался из её груди.