Дыхание ветра - Ляна Лесная Страница 20

Окружающая тишина сковала тело, и, весь превратившись в слух, я вдруг засомневался. Что могло угрожать мне здесь? В доме моего отца? Похоже, интуиция меня подводила. Привычный лес, без каких либо признаков опасности, успокаивал шумом ветра в ветвях.

Послышался отдалённый шорох с задней стороны дома, к которой почти вплотную подступали лесные заросли. Не двигаясь с места, стал ждать неотвратимо приближающееся чудовище, за которое воспалённый мозг принял моего собственного отца.

О его появлении узнал задолго до того, как увидел. То ли услышал его шаги, хотя в это время он находился ещё довольно далеко, то ли почувствовал запах конского пота и дичи, только не заострил на этом своего внимания.

Отец пришёл со стороны леса, ведя вороного в поводу. На спине лошади была привязана туша недавно подстреленной косули, и я догадался, что он ездил на охоту.

Обогнув дом, он увидел меня, но представшее пред ним зрелище нисколько его не удивило.

— Здравствуй, сын, — спокойно произнёс он. — Как ты себя чувствуешь?

— Ну…, — не знал, что ответить. — Кажется, неплохо.

— Хорошо. Знаешь, ты проспал больше суток. Уже должно стать полегче.

— Ага, уже стало… — едко ляпнул, разведя руки в стороны в театральном жесте. — И я теперь нереальный красавчик! Представитель долбаной гжели!

— Ничего! — усмехнувшись, заверил он. — Всё быстро сойдёт.

— Ты даже не спрашиваешь о причинах всей этой хохломы? — добавил я в голос сарказма.

Отец странно посмотрел на меня долгим взглядом, но его ответ меня удивил:

— Сам расскажешь, если пожелаешь.

— Точно, — согласился я. — Уже желаю. Я ввязался в драку, хотя знал, что проиграю, ведь их было четверо.

Отец нахмурился, и будто удивился, словно не такого ответа ожидал, но изучив моё лицо придирчивым взглядом, спросил:

— Это того стоило?

— Ну… — задумался. — Я доказал себе кое-что.

— Хорошо, — спокойно отреагировал отец. — А теперь помоги мне.

Мы сняли поклажу со спины вороного. Отец занёс дичь в дом. Я отвёл в стойло коня, который заметно волновался, переступая с ноги на ногу, храпя и прядая ушами.

Не обращая внимания на странное поведение животного, задал ему сена и принёс воды. В это время отец растопил печь и начал разделывать тушу косули. Часть мяса порезал и поставил тушиться на огонь, остальное убрал в морозилку.

— Что с Вороном? — спросил я, когда вернулся в дом.

— А что с ним? — поднял отец на меня свои глаза.

— Он странно себя ведёт: храпит и шарахается, как бешеный.

— Ну, может он не узнал тебя? — рассмеялся отец. — Ведь ты стал таким…

— Каким — таким? — уставился я на него.

— Ослепительно прекрасным представителем росписи кулаками по телу!

— Очень смешно! — пробурчал я. — Ты не видел одежду, в которой я был, когда ты меня подобрал в лесу?

— А, куртку и джинсы? Я их выбросил, — ответил отец с улыбкой.

— Почему? Мне эта куртка нравилась!

— Она была до такой степени разорванной, что невозможно починить.

— А мне казалось, когда я возвращался домой, одежда выглядела грязной, но не такой уж и испорченной, — сказал я, глядя в упор на отца, но он молчал. — Конечно, я упал в лесу, дальше ничего не помню. Может я сам порвал одежду, когда ползал по камням? Точно! Вот тогда я и повредил лицо! Видать, ударился о камни! Ну, не получал я столько по лицу, чтоб так выглядеть!

— Ты потерял сознание. Ты что-то чувствовал перед этим? Злость, ярость? — предположил он.

— Ага. А ты откуда знаешь?

— А что ещё ты должен был чувствовать после драки? — ответил отец. — Раньше случалось что-то подобное? Когда ты жил с матерью?

— Нет, по крайней мере, я не помню ничего такого.

— Думаю, эти подонки тебя сильно избили, поэтому ты потерял сознание в лесу, — уже серьёзно сказал отец.

— Не так уж сильно меня избили, как тебе кажется. Тебя не удивляет, почему я потерял сознание именно в лесу, а не сразу, возле школы?

— Ну, ты видно был в горячке, знаешь в такой боевой горячке, которая иногда бывает у солдат на войне — они тогда не чувствуют ни страха, ни боли. А в лесу ты успокоился, расслабился…

— Я помню, что не успокоился. Наоборот, очень сильно напрягся, разозлился, впал в бешенство. За всю свою жизнь со мной ничего подобного не происходило. Никогда не испытывал такого сильного гнева. Именно тогда потерял сознание от боли, которая внезапно скрутила меня. Мне кажется, что своим гневом я сам запустил разрушение, отчего меня стало ломать изнутри. Похоже, на какой-то припадок.

— Нет, — прозвучало одно лишь слово.

— Нет? — я всмотрелся в лицо человека, с которым меня ничего не связывало, кроме кровных уз. Я едва осознал, что сегодня я с ним говорил и произнёс слов едва ли не больше, чем за всё время нашего с ним знакомства.

Отец ничего не сказал, только долго и пристально посмотрел в глаза, пытаясь что-то там разглядеть. Его лицо было печальным.

— Давай поедим, — сказал он, чтобы уйти от неприятной темы, и поставил на стол дымящееся блюдо с тушеным мясом, от которого исходил пьянящий аромат.

Я был голоден, будто неделю не ел. Набросившись на свою порцию, уничтожил её в мгновение ока. Отец не успел даже глазом моргнуть.

— Аппетит у тебя хороший, — сказал он, хмыкнув. — Значит и со здоровьем будет всё нормально.

Прошла неделя. Пока с моего тела не исчезла расписная "хохлома", и лицо не приобрело нормальный вид, я скучал дома.

С каждым днём тело наливалось силой, движения приобретали былую лёгкость, и о том, что произошло, ничто бы не напоминало, если б не глаза с полопавшимися капиллярами, хотя на качество зрения это не влияло.

Всю неделю ничего не делал, только спал и ел, ел и спал. А в остальное время, когда уже не мог ни есть, ни спать, слонялся по лесу, который невероятным образом стал моим прибежищем, с непреодолимой силой зовущим меня домой. От своих мыслей я мог отключиться только там, под сенью густых ветвей. Воедино сливаясь с природой, часами бродил по извилистым тропинкам, пробирался прямо сквозь колючий кустарник, впитывал в себя лесные запахи и звуки, лежал на земле и смотрел на узорчатый свет, пробивающийся меж густых ветвей.

По вечерам у меня повышалась температура, тело горело, я принимал парацетамол, но он, кажется, совсем не помогал. Ложился, всю ночь горел и просыпался утром разбитым и больным.

Когда первый раз проснулся в лесу ранним утром, мокрый от росы — сказать, что удивился, значит, ничего не сказать — был растерян и оглушён. Но чувствовал себя идеально, выспавшимся и отдохнувшим. Как я оказался здесь? Я что, сам пришёл и уснул среди переплетения корней? Не мог поверить, пока следующим утром всё повторилось снова, а потом опять. То есть, я начал ходить во сне. Ложился спать вечером в свою постель, а потом каким — то образом перемещался в лес.