Главный бой - Юрий Никитин Страница 20

— Недостойно витязя!

— Что?

— Пользоваться женскими слабостями.

Из тумана протянулась в его сторону длинная лапа. Добрынясделал два быстрых шага навстречу. Коротко блеснуло лезвие. Звук был такой,словно отрубил тонкую ветвь. Отрубленная кисть упала на землю, а Добрыня так жебыстро отступил, огляделся по сторонам:

— Так, эту гадость рубить не трудно.

— При чем тут женские слабости? — спросила Лесяпечально.

— А что же?

— Ты можешь меня спасти! А ты бросаешь.

Он остановился в затруднении с поднятым мечом. Конечно, ейздесь ничего не грозит, уже прижилась, но с другой стороны, что за жизнь втаком лесу? К тому же, самое главное, ему осталось одиннадцать дней. А потомона… да и он будут свободны. А она наверняка намного раньше.

Мокрое липкое нечто выметнулось из тумана. Меч встретил чудовищев прыжке, руки слегка тряхнуло. Две половинки зеленого и перепончатого рухнулисправа и слева. Тут же его избитое тело само сделало полуоборот, чмокающийудар, взлетели и кувыркнулись когтистые лапы. Слизь брызнула на руки. Рукоятьначала скользить в ладонях, а на губах ощутился гадостный привкус гниющегомяса.

— Сог… ла… сен! — прохрипел он. — Беру ссобой!.. Но… с условием!

— Согласна на любое, — ответила она чересчурпоспешно.

— Я оставлю тебя в первой же веси!

— Согласна, — ответила она упавшим голосом.

— Тогда, — крикнул Добрыня, — где мой конь?

Оглушительный свист ударил по ушам как дубиной. Из туманавылетел ком грязи с тиной, шлепнулся в лоб, грязь потекла в глаза. Ослепленный,чувствуя на губах вкус гнили, он отчаянно размахивал мечом во все стороны,стараясь по чавкающим шагам определить, где враг.

В сторонке раздалось конское ржание. Снежок хоть иусомнился, но прибежал на разбойничий свист молодой вдовы. Добрыня ощутил напоясе сзади сильные руки. Женский голос прокричал в ухо:

— Хватайся за седло!

Когти и клыки вцеплялись уже со всех сторон. Доспехизаскрежетали, он чувствовал, как острые зубы дернули за край кольчуги, едва несвалив с ног. Острой болью кольнуло в бок, шею. Он сунул меч в ножны, обеими рукамивцепился в седло. Ноги поволоклись по грязи, загребая тину и ряску. За плечидержали крепко, хватали за сапоги, за ноги. В ушах стоял крик, шум, плеск,потом в глазах вспыхнул болезненно яркий свет. Как будто издали услышал свойвопль. Свет тут же сменился чернотой, где страшно заблистали фиолетовые звезды.

Прямо в ухо прокричал женский голос:

— Да хоть лягни же…

Все еще вслепую, он схватил скользкое, с мерзким запахом,задавил, еще хватал и ломал кости, пока в глазах не прояснилось. Он держал подмышкой зеленую, облепленную ряской голову. Мелкие, как у рыбы, зубы вцепились вкольчугу. В двух шагах Леся, залепленная зеленой ряской, удерживала под уздцыиспуганного коня, смотрела, как показалось Добрыне, со страхом и отчаянием.

Он сдавил, услышал влажный хруст, отпустил переставшеетрепыхаться тело. Кольчуга от самого ворота забрызгана зеленой слизью, насапогах налипла тяжелая, смердящая грязь, по лицу и шее ползет мерзкая жижа,срывается тяжелыми липкими каплями.

Изогнутая стена тумана вздымалась, плотная и жутковатая, ужев десятке шагов. Добрыня с облегчением понял, что они каким-то образомочутились по эту сторону. Двух-трех болотных тварей, что успели ухватитьсямертвой хваткой, вынес на себе, вон растекаются слизью, как огромные жирныежабы.

Леся сказала с бледной улыбкой:

— Нам бы поспешить…

— А что, погоня? — спросил он хрипло.

— Пока нет…

— Понял, — ответил он. — Я не хочу окончитьдни в болоте.

Только он сам понимал подтекст своих горьких слов, но Лесябегом подвела коня, даже вроде бы пыталась подсадить. Добрыня нахмурился, заэто оскорбление надо убивать на месте, сам с усилием взобрался в седло,протянул ей руку. Ее пальцы были мягкие, теплые, но он ощутил настоящуюкрепость в тонкой кисти.

Конь пошел в галоп, деревья мелькали, как летящие навстречуптицы. Постепенно земля загремела под копытами, затем стук стал таким сухим,словно мчались по камню. Справа и слева замелькали сосны, что терпеть не могутболот.

Добрыня остановил коня:

— Ну, здесь болотные твари не достанут?

— Нет, — ответила она. — Но меня страшитдругое.

— Что?

— Что за всю жизнь не отмоюсь.

Пока неслись через лес, болотная грязь не просто высохла, авъелась, прикипела. Даже у ручья не сразу смыли, пришлось долго размачивать,отдирать налипшую, как прочный рыбий клей, слизь и кровь. Между кольцамикольчуги застряли не то лохмотья плоти, не то клочья внутренностей, липкие, какживица, воняющие мерзостно.

Леся бледно улыбалась. Золотистые волосы Добрыни слиплись иторчали страшными космами. Зеленая слизь окрасила их в странный цвет, болотныетвари приняли бы за своего.

— Если кривичи не ушли, — проговорила Леся, —то вниз по реке наткнемся на их селение… А чуть ниже у них городок. Купим коня.

Добрыня покачал головой:

— Зачем? Я привык обходиться без засводного.

— А я? — произнесла она совсем тихо.

— Что — ты?

— Как поеду я?.. Если за твоей спиной, то… ладно.

Он нахмурился:

— Что-то я не понял. Мы договорились, что оставим тебятам же в веси.

Она ответила погасшим голосом:

— Зачем?

— Не женское дело, — ответил он строго, —незамужней женщине находиться в лесу… да и вообще, с посторонним мужчиной.

Она слабо усмехнулась:

— Не совсем женское было и медведя рогатиной… Но никтоменя не осудил! А я не одного медведя добыла, когда отцу на лечениепонадобилось медвежьего жира.

Он поморщился:

— Здесь медведи не понадобятся.

— Вот и хорошо, — согласилась она просто. — Утебя в мешке ничего нет? Ну, так я собрала нам на дорогу.

Он остолбенело смотрел, как она сняла с седла узелок,развязала, расстелила на траве. На маленькой скатерке расположились тонконарезанные ломти холодного мяса, головка сыра, краюха хлеба, комок серой соли.

— Когда же ты… Или настолько была уверена, что возьму ссобой?

— Ну не последний же ты дурак, — удивиласьона. — Садись, отведай.

Все-таки последний дурак, сказал он себе мрачно. Ладно,через одиннадцать дней перестанет делать глупости.