Пищевая цепочка - Виктор Ночкин Страница 20

Будда стянул капюшон и пригладил волосы.

— Других я не вижу. А зачем тебе другие? Так или этак, собак нужно убивать.

Тут на пороге возник Мистер. Крупный плечистый парень с трудом протиснулся в узкий проём и выволок мешок с рыхлым грунтом, который он выкопал в проходе, и разбитыми приборами, которые сгрёб Саня. Увидел болтающих парней и рявкнул:

— Факин недельник!

— Бездельники, Мистер! — поправил Будда.

— Факин недеятель! Живо трудить! Марш, хоп, хоп, хоп! — Рыжий выволок ношу из бетонной надстройки, высыпал у подножия стены и велел: — Топай, толстый Будда. Помьять земля крепко! Ты, Скрипач, со мной. Второй железяка будем волочь.

Толик спустился с рыжим в подземный зал. Теперь, когда с одной стороны подвал был подсвечен лампами в санузле, а с другой проникал дневной свет, помещение выглядело вовсе не таким зловещим, как прошлой ночью. Сане, должно быть, надоело разгребать кучи раздавленного стекла и размокшего картона, теперь он просто переворачивал свалявшуюся дрянь слоями и отпихивал под стену. Скрипач с Мистером вынесли второй стеллаж, потом ещё один…Копать дальше дезертир не стал — решил, что бесполезно. Дальний конец подземелья завален надёжно, не пробиться.

Торец обнаружил в стене забранное решёткой отверстие, чиркнул зажигалкой — возле решётки огонёк заметно отклонился.

— Есть тяга, — оживился бригадир. — Здесь можно и печурку приделать, дым будет в дыру утягивать! Хороший подвальчик!

Тут ко всем спустился Будда — заскучал наверху. Пока все осматривали вентиляционный выход, толстяк потянул Толика за рукав. Парни отошли в дальний угол.

— Чего тебе, Будда?

— На стеллажах следы дроби, свежие. Ты в кого здесь палил?

— Да так… крыса влезла.

— Убил?

— Вроде нет. Сбежала, сволочь.

— Надо было убить, — очень серьёзно произнёс Будда.

— Надо было, конечно. — Толик вздохнул. — Шустрая попалась, сбежала куда-то под мусор, не нашёл.

— Надо было прикончить, — повторил толстяк. — Обязательно.

Толик хотел спросить, с чего это студент так убийственно серьёзен, но тут подал голос бригадир:

— Ладно, пацаны, для первого дня хватит. Айда наверх, разведём костерок, перекусим. Будда, Скрипач, дуйте за дровами. Нынче новоселье… ну, типа. Полечимся малость.

Костёр развели снаружи, в яме. Даже вечно всем недовольный Животное одобрил новую базу, мол, огня не видно — горит, будто в погребе под землёй, никто не приметит издали.

После выпивки Торец подобрел и даже рассказал немного о том, каких гостей ждёт. Толком, конечно, ничего не растолковал, но хотя бы намёками прояснил ситуацию.

— Мы, пацаны, здесь, в Зоне, — люди вольные. Однако есть над нами большие. Вот ты, Скрипач, помнишь, кому пропиской обязан? То-то же.

— Мой нет, — вставил Мистер и добавил ещё несколько слов, из которых Толик узнал только «факин», прочие были ему неизвестны.

— Ты иностранец, Мистер, — примирительно сказал бригадир, — а у нас свои тёрки. Так вот, там, снаружи, за Периметром, тоже хищники, как здесь. Ну, к примеру, слепые псы задрали кабана, пришёл кровосос, псов разогнал… ну и так далее.

— Пищевая цепочка, — вставил полюбившееся выражение Толик.

— Ага, во-во, — обрадовался Торец, — правильно сечёшь. Ну так вот, а если, к примеру, два чернобыльца схлестнутся? Или контролёры, скажем? У каждого своя свора, свои подручные: собаки, псевдопсы или даже зомби, если мы контролёра возьмём для примера. Так хозяева станут своих подручных стравливать, да? Ну и здесь наподобие вышло. Нам велено чужую стаю потрепать.

— Потреплем! — убеждённо заявил Животное. И икнул.

— Ты потреплешь, ага, — ухмыльнулся Торец. — Видал я, как ты от Корейца первым драпанул. Но наше дело маленькое будет. Придёт человек, станет нам называть сталкерюг, которые в чужой стае, и мы их будет брать за это самое место.

— Факин «Долг»? «Свобода»? — быстро спросил Мистер. — Это есть опасно, большой «Долг» хватать человек.

— Да какое там! — махнул рукой Торец. — Наша цель — не группировки. Одиночки, простые мужики, шваль. Денька через два гостей ждать. К тому времени схрон в порядок приведём, проветрим, а ты, Саня, на охоту прогуляешься. Нам дичины бы для гостей, понял?

Животное снова икнул и пообещал:

— Это мы в лучшем виде!

Толик только теперь заметил, что Будда не принимает участия в разговоре. Бывший студент примостился поближе к огню и вертел потрёпанную тетрадку, поворачивал страницы к свету, приглаживал жирными пальцами и читал. Потом, будто почувствовав взгляд Толика, поднял голову и тихо бросил:

— Лучше бы ты эту крысу пристрелил.

— Чего это у тебя? — Толик ткнул пальцем в тетрадку. Саня ещё раз икнул и пробурчал:

— О! Бумажка! Сортир есть, и бумажка тоже!

— Это я за лестницей нашёл, — медленно и тихо проговорил Будда, глядя в костёр. — Пострадала бумага от сырости, почти ничего не могу разобрать. Здесь лаборатория была засекреченная.

— Это да. До второй катастрофы их здесь полно было, — кивнул Торец. — Потому что Зона Отчуждения, оцепление, режим, все дела. Раз территория всё равно закрыта, здесь и исследования проводились, лабораторий этих понастроили. Пацаны нет-нет, да и отыскивают такие объекты. Так что там, в тетрадке-то?

— Ну, вроде лабораторный журнал. Мне не разобраться, я в биологии не спец.

— Биология? — повторил Толик. — Они тут чего, биологическое оружие разрабатывали?

— Нет.

Будда, который сидел на груде мусора, поднятого из схрона, нагнулся и поднял круглый ком ссохшейся грязи, полый и оттого напоминающий скорлупу грецкого ореха: поверхность снаружи такая же сморщенная, испещрённая бороздами, а внутри — гладкая, образующая почти правильную сферу. Повертел в пальцах и зашвырнул в огонь, пламя зашипело, взлетел ворох искр.

— Нет, — повторил Будда. — Не оружие. Супер-оружие.

* * *

Тварь, лишь едва-едва напоминающая крысу, задрала морду. Ей отчаянно не хватало роста, чтобы уловить запахи, которые нёс ветер. От лесной подстилки поднимались собственные ароматы, трава и палые ветки сдерживали движение воздуха, и Тварь не могла услышать свежих запахов. А совсем поблизости происходило нечто заслуживающее внимания! Тварь ощущала слабый намёк на разлитую кровь, на трепет умирающей плоти, сытной и тёплой — необходимой. После трансформации обновлённое тело нуждалось в пище, и Тварь, судорожно распахивая узкие крысиные ноздри, кралась навстречу слабым эманациям, рассеянным в сыром и прохладном ночном воздухе. Она то и дело замирала, дрожа и едва не подпрыгивая от возбуждения. Потом направление определилось, Тварь потрусила к цели увереннее. Она научилась держать равновесие, овладела изменённым телом. Человеку потребовалось бы выполнить множество пробных прыжков и разворотов, чтобы убедиться: он может то и это. Тварь в подобном не нуждалась, её бока и конечности пронизывали тончайшие ниточки нервных окончаний, которые обладали поразительной, невероятной чувствительностью.