Убить мертвых - Танит Ли Страница 20

Дождевые облака исчезли, небо очистилось. Луна лениво ползла по небосклону, подбираясь к колокольне.

Женщина по имени Синнабар сидела перед гончарной мастерской. Королева Огня. В мастерской тускло горел глаз печи для обжига, бросая багровый отблеск на ее щеку и грудь, на рыжие волосы и проворные пальцы. При свете луны Синнабар лепила маленького глиняного пса. Она подняла глаза и увидела, как Парл Дро стоит в распахнутых воротах и смотрит на нее.

— Ты выглядишь смертельно усталым, — уронила она как ни в чем не бывало.

— Всем свойственно уставать.

— Да. Время от времени.

— Можно мне войти?

Она опустила глаза — почти испуганно:

— Разве я не говорила, что моя дверь всегда открыта для тебя?

Дро шагнул через порог. В мастерской пахло обожженной глиной и каким-то теплым нежным благовонием, которое носила на своей коже хозяйка. В прошлый раз он не заметил этого запаха.

— Я снова предлагаю тебе мою постель, — сказала Синнабар, обращаясь к псу, над которым работала. — Но на этот раз лишь для того, чтобы выспаться. У меня чудесная постель — пуховые перины, глубже, чем шестнадцать морей, одна на другой. Тебе там будет хорошо. Ты совершенно изможден... И все-таки я тебе кого-то напоминаю, верно?

Он стоял рядом с ней, а ее пальцы проворно трудились над глиняной фигуркой. Песик уже казался почти живым, почти знакомым — вот-вот завиляет хвостом или залает. Дро наклонился и поцеловал ее в висок. Ее волосы, подсвеченные пламенем, отливали золотом, и изумительный аромат исходил от них.

— Ты талантлива, Синнабар, — сказал охотник. — И твой запах прекрасен.

Ее пальцы замерли.

— Мой муж как-то привез мне деревянный гребень из далеких стран. Аромат исходит от дерева, и когда я расчесываюсь, запах пропитывает мои волосы.

— Мне жаль, что он ушел от тебя, — сказал Дро.

— Неправда, — сказала Синнабар. Она встала, повернулась и посмотрела ему в лицо. Глаза ее блестели от слез. — А может, и правда. Мне стыдно за себя. Навожу красоту ради первого встречного... Или я для тебя — не первая встречная? Я что, так на нее похожа?

— По-твоему, будет лучше, если я уйду?

— Не смей, — сказала она. — Постели на постоялом дворе кишат блохами.

— Что ж, наверное, это самая подходящая для меня компания.

— Ах, ты... — слезы все-таки хлынули у нее из глаз.

Дро уткнулся губами в густую темную чащу ее волос. Тепло и покой окутали их обоих, и пока длился поцелуй, они стояли, крепко обнявшись.

— Завтра, прежде чем ты уйдешь, есть кое-что... я должна сказать тебе. Твой спутник уже достаточно выздоровел, чтобы идти дальше?

— Какой спутник?

— Паренек в странноприимном доме. Тот, к которому приходил призрак.

— У нас с ним нет ничего общего.

— Ах, — шепнула Синнабар, — не будь так уверен.

На этот раз она сама поцеловала его, одновременно пропуская сквозь пальцы его волосы — безмятежно и страстно. Затем она взяла его за руку и повела наверх по маленькой лестнице, по коридору — в спальню, где ждала пуховая перина в шестнадцать морей глубиной.

* * *

Звуки музыки, льющиеся из распахнутых дверей странноприимного дома, были так прекрасны, словно навеяны чарами. Подобно лучам утреннего солнца они освещали гостиничный двор. По двору расхаживали голуби и ворковали в экстазе. Неподалеку разлегся довольный кот, блаженно щурясь и подставляя солнышку пушистый белый живот. Наверное, он был сыт и любил музыку.

Пока менестрель играл, его наполняло восхитительное ощущение, что он совершенно здоров и полон сил. Но стоило перестать, как опять холодной водой подступила слабость. Его мучила одышка, голова кружилась. Миаль отложил инструмент и свернулся калачиком на постели.

Тишина... Кот прыгнул за дверь, голуби разлетелись. А через порог шагнула женщина с волосами, рыжими, как обожженная глина.

Миаль посмотрел на нее встревоженно. Большинство женщин заставляли его сердце замирать от страха и любопытства (если уж на то пошло, и некоторые мужчины тоже). Но потом он успокоился. Взгляд у женщины был ласковый и пресыщенный. Ее сердце принадлежало кому-то, кто был далеко, она была совершенно недоступна. Миалю ничего не грозило.

— Ты чудесно играешь, — сказала она.

— О, спасибо, — скромно улыбнулся Миаль.

— Парл Дро, — сообщила женщина, — ушел из поселка за час до рассвета.

Смятение отразилось на лице Миаля. Он сел, побледнел как полотно и снова лег.

— Значит, так тому и быть.

— Не обязательно, если до завтра ты достаточно окрепнешь, чтобы пуститься в путь.

— Не приду я в себя до завтра. И вообще, мне ни за что не догнать его снова! Кстати, а тебе-то какое дело?

Он уже догадывался, что ей за дело. Так вот, значит, какие женщины нравятся Королю-Смерти. Достойно. Но что ей до Миаля?

— Я раскинула карты и увидела вас обоих. Вдвоем вы создаете равновесие, которое необходимо и ему, и тебе.

— Он говорил тебе о...

— Гисте Мортуа? Я сама о нем знаю. И у меня есть причины не любить неупокоенных, что обитают там.

— Сказки это все, — решил поддразнить ее Миаль.

— Как и та, что была здесь прошлой ночью?

Менестрель невольно покосился через плечо. Несмотря на то, что монахи окропили весь дом, несмотря на жуткий ритуал изгнания призрака, ему было бы нелегко заснуть в этой комнате. Вчера он уснул, точнее, провалился в беспамятство, лишь потому, что был болен, но его недуг уже понемногу отступал.

— Ладно, хорошие сказки. Может быть, даже правдивые.

— Когда-то, давным-давно, был город... — начала женщина, понизив голос. Она смотрела на менестреля, но видела не его, а образы, встающие у нее перед глазами. Миаль лежал, голова у него кружилась, он слушал, как она говорит, и тоже начинал видеть эти образы...

Город звался Тиулотеф. Он стоял на склонах высокого холма, а под ним расстилалась долина, где широкая река впадала в странное озеро с лучами, как у звезды, и четырьмя каналами, тянущимися от него в стороны. Белоснежные шапки далеких вершин возвышались над лесами предгорий. Путей в Тиулотеф было немного, и знали о них лишь избранные. Более того, городу никто и не был нужен. Посланцев из других мест встречали в нем огнем и мечом. На головы армий, пришедших отомстить, со стен города лилось кипящее оливковое и миндальное масло. Лишь желанный гость и лишь через городские ворота мог попасть за наклонные, зубчатые, грифельного цвета стены Тиулотефа.

Говорили, что все, кто живет за этими стенами — колдуны и ведьмы. Все, от мала до велика, хоть чуть-чуть, да владели колдовством, а многие были весьма продвинуты в нем. Так говорит легенда. В народе говорят: «Когда будем плясать в Тиулотефе», что значит — никогда.