Трон Знания. Книга 5 - Такаббир Эль Кебади Страница 203

— Я нарушаю тайну исповеди, — проговорил Людвин и уже в тишине продолжил: — Да пусть простит меня душа, отмоленная святыми отцами и попавшая в рай. Я надеюсь, что сейчас она смотрит с небес и радуется, что я решился раскрыть её тайну, чтобы восторжествовала истина.

Из прорехи между облаками вырвался луч солнца, улёгся размытым овалом наарене. Толпа загудела.

— Чудеса, да и только, — пробормотал Трой.

— Болезни королей держатся в секрете, — произнёс Людвин. — Король — этоправитель, приравненный к Богу. Негоже обсуждать народам его здоровье. Носегодня уже прозвучало, что у мужчин рода Грассов было слабое сердце. Племянник Зервана не исключение. Ребёнок не мог поверить, что его дядя бросил страну. Он считал, что дядю убили. Ребёнок переживал о предстоящей коронации. Переживал так сильно, что накануне церемонии слёг. Ночью его сердце остановилось. Утром объявили, что советчица задушила мальчика подушкой. Человек, который был рядом с наследником в его последние часы жизни, испугался, что его уберут как ненужного свидетеля, и сбежал из Лайдары. Сменил имя и всё равно жил в страхе. И только перед ликом смерти описал в исповедиужасные события.

— Хочу добавить, — произнёс герцог Кангушар, поднявшись. — О фальсификациифактов знал не только человек, о котором говорит духовный отец. Комиссия поустановлению истины получила анкету поселенца, вырванную из гостевой книги. Эту страницу одна семья хранила как реликвию. Согласно записям советчицапровела ночь перед коронацией в заезжем доме в пригороде Лайдары и выехала в пять утра. По моим расчётам, она проехала через Ворота Славы не ранее семичасов утра. Возможно, она ехала в карете, а не в открытой коляске, и поэтому навъезде в город её никто не видел. Но! В Лайдару пропускали по приглашениям ипропускам. Её должны были видеть защитники, которые проверяли документы. И именно в тот день без вести пропали трое защитников, стоявших на пропускномпункте. Это совпадение?

С трибуны донёсся голос:

— Пропал дядька моего деда. Его родным сказали, что он сменился и пошёл домой. Больше никто его не видел.

Герцог Кангушар развёл руки, как бы говоря: «Что ещё тут добавить?» И занял своё место.

«Ни черта себе заговор!» — «Это же надо было всё продумать». — «Тут не одиндумал, а сотни». — «С племянником понятно, ну а мальчики-климы?» — «Почему одного года рождения?» — «Нам кто-нибудь скажет?»

— Скажет, — произнёс Адэр. — Второй Святой Свидетель!

Люди на рядах вставали волной, повторяя «Святой Свидетель» и пытаясь рассмотреть человека, спускающегося по лестнице.

Эйра наклонилась, чтобы увидеть за Иштаром герцога Кангушара:

— Кто это?

— Сюрприз, — ответил он и добавил ворчливо: — Хотел взять бинокль, закрутился и забыл.

— А я даже не подумал, — отозвался маркиз Ларе, сидевший по соседству с герцогом.

Человек, облачённый в простенький костюм горожанина, ступил на арену идвинулся к центру, сжимая в руке бумаги.

— Лилиан?! — опешила Эйра.

— Ну у тебя и зрение, — хмыкнул Иштар.

Остановившись, Лилиан трижды поклонился: Адэру и обеим ложам. Закрутил головой, осматривая трибуны:

— Меня зовут Лилиан. В Ларжетае есть гостиница «Дэмор». Может, слышали?

Амфитеатр грохнул: «Да!»

— Я хозяин гостиницы. — Лилиан набрал полную грудь воздуха и, сделав паузу, изрёк: — Мой родственник изменник родины.

Публика зашумела.

— Все думают, что он изменник родины, — крикнул Лилиан с надрывом. — Но этоне так! Его убрали, как ненужного свидетеля. Моя семья сто лет храниладокументы. Мы знали, что он не изменник, но боялись говорить.

— Почему боялись? — прозвучало из «зала».

— Сейчас поймёте. — Лилиан затеребил бумаги. — Я прочёл в газетах, чтокомиссия ищет истину. И подумал: а почему нет? Почему не сейчас? Сколькоможно молчать? Но я не думал, что мой родственник второй свидетель. И когда мне сказали, что он свидетель, я не поверил. А теперь послушал Первого Свидетеля ипонял, что да, мой родственник Второй Свидетель.

— Лилиан! — произнёс Адэр. — Свидетельствуй от лица второго СвятогоСвидетеля! Пусть совесть народов Грасс-дэ-мора будет тебе судьёй.

И занял место на троне.

Лилиан прокашлялся в кулак:

— Я не писал конспект. — Потряс бумагами. — Это копии писем. Оригиналы отдавали на экспертизу. Всё честно.

— Читай! — крикнул кто-то нетерпеливый.

— Да, сейчас, сейчас, — закивал Лилиан. — Немного объясню. Мой родственник… Родной брат моей прабабки жил в Лайдаре и работал надсмотрщиком в тюрьме для предателей.

Вскинув руку, указал на дворец:

— Там, в подземелье. А моя прабабка, его сестра, жила в пригороде Ларжетая. Брат писал письма своей сестре. В них нет имён.

— Да читай уже!

— Свидетельствую от имени второго Святого Свидетеля, — сказал Лилиан иуткнулся в страницу.

«Чувствую себя дерьмом и трусом. Месяц не сплю. И жене не могу сказать. Разволнуется, молоко пропадёт. Рассуди, а? Успокой мою совесть.

К нам привезли узницу. Из наших, из климов. Молоденькая. Как ты. У нас всякие находятся, но климка впервые. Привезли как раз на моё дежурство. Пока её оформлял, думал, она прямо в приёмнике помрёт. Белая, аж жуть. И ничего не понимает. Я еле в лаз её впихнул. Закрываю решётку, а она меня за руку хвать. Я здесь по ошибке, говорит. А я ей: король не ошибается. Она удивилась так, будтоприказ не зачитывали. Спрашивает: меня обвинил король? А я: он самый.

Она забилась в уголок. Больше забиваться некуда. Одиночка два на три, допотолка полтора метра. Тюфяк с соломой, нужник. Один угол свободный. Оназабилась в этот угол и всю ночь проплакала. Первую ночь здесь все плачут. Потомпонимают, что не встать им в полный рост до конца жизни, не выпрямиться.

И почему-то полюбился я ей. Как прихожу на дежурство, сутки через три, так оназовёт. Не сразу. Дожидается ночи, когда все разойдутся и останемся только мы с напарником. Ночью здесь больше никто и не нужен. Сбежать невозможно. Ночью двое дежурят, ещё двое постовых входы охраняют.

Так вот, дожидается она, когда в камерах стоны и ругательства утихнут. Руку промеж прутьев протягивает и пальцами к себе. А пальцы тонкие, длинные, ей бы на роялях играть. Я приседаю перед решёткой на корточки, а она про негорасспрашивает. Говорю, нету его, не приехал. А когда сказал, что он жену привёз, она снова всю ночь проплакала. А в следующее дежурство меня подзывает иговорит: «Сообщи ему, что я здесь». «Да кто ты такая?» — спрашиваю. А она, жена, говорит.

Я пригрозил, что врача позову, а тот в психушку отправит. Она и перестала просить. Но о нём каждый раз расспрашивала.

А тут через полгода или чуть больше слышу, пищит что-то и пищит. Думал, крыса. Добавил керосина в лампу. Ночь, темно. Заглядываю в лаз, а у неё ребёнок в подоле, и сама вся в крови. Мы-то в камеры не заползаем. Баланду подаём в кормушку. И никто ж не знал, что девка брюхатая. И никто перед заключением не осмотрел. Торопились, наверное. Без вещей доставили, в одной ночной рубашке, босиком. На улице лето было, но мороз ударил. Видать, вытащили её из постели ипрямиком сюда. Я уж потом старое одеяло ей принёс, башмаки жены. Окочурилась бы девка, у нас здесь даже в жару ледник. От начальника тюрьмы мне за это, правда, влетело, но ничего, перебухтел.