Хозяин Проливов - Ольга Игоревна Елисеева Страница 21

Жрицы из долины приняли царя скорее деловито, чем торжественно. Почести, оказанные ему, были торопливы. Точно сожжение «живого бога» казалось им само собой разумеющейся вещью, происходившей каждый день. «Куда мы привезли Делайса?» — со злобой думала Бреселида. Ее возмущала уже даже не сама необходимость смерти любимого, а поспешность и суетливое непонимание, с которыми эта смерть обставлялась.

Жрицы Долины Духов, как и положено, были трех возрастов. Но все они в своей черной, выпачканной сажей рванине казались всаднице на одно лицо. Как стая ворон — та тощая, у той лапа перебита, — но в целом воронье, не ласточки. Глядя, как они разгребают едва прогоревшие уголья под двумя криво сколоченными грабовыми бревнами, от которых только что отвязали останки белого быка, Бреселида подумала, что лучше умрет, чем позволит их бесстыдным рукам касаться Делайса. Пусть в последние минуты царю служит родной человек, сознающий, какую жертву он приносит.

Стук упавшего на каменистую землю золотого пояса прервал мысли Бреселиды. Царь уже соскочил с лошади, снял плащ и отколол застежки туники. То, что ему пришлось делать это самому, взбесило сотницу еще больше. Может, он еще своими руками подожжет костер?

Между тем «живой бог» стоял уже совершенно голый, с некоторым сомнением разглядывая дымящееся костровище. Еще секунда — и его босые ноги зашлепали по тлевшим углям к кривой бревенчатой рогатине. Делайс давно не ходил без сандалий. Кожа на его ступнях не была грубой, и он поджимал то одну, то другую ногу, стараясь не обжечься. Смешная предосторожность для того, кто через несколько минут вспыхнет целиком.

Впервые в жизни Бреселида осознала полную противоестественность жертвы. Отдать родное огню, чтоб потом получить безобразные ошметки! «Мое! Мое! Не трогайте!» — чуть не закричала женщина и, разбрасывая сапогами угли, рванулась вслед за царем. Она оттолкнула двух грязных, как помоечные кошки, жриц, которые начали обматывать запястья Делайса еще горячей после предыдущей жертвы цепью, и… наткнулась на темный от гнева взгляд царя.

— Отойди. Если не можешь помочь, — процедил «живой бог».

— Я могу. Могу! — захлебнулась всадница.

— Тогда закрепи цепь в кольцах. — Его тон был ледяным, и руки Бреселиды опустились. — Ты позволишь себе прикончить меня, — продолжал царь, — не раньше, чем нижняя часть моего тела превратится в прах. Потом пусть прогорит все.

— Боги! — простонала Бреселида.

— Мне не будет больно, — утешил ее Делайс. — Смотри, они укладывают вместе с дровами лавр. Это и есть честь, которую здесь оказывают царю.

Бреселида обернулась. Деловитые жрицы, недовольно фыркая по поводу ее выходки, перекладывали поленья толстыми вязанками дикого лавра. Листья на ветках были еще свежими и обещали обильный дым.

— Я задохнусь, — подтвердил ее мысли царь. — Но еще до этого лавр так одурманит меня, что я ничего не почувствую.

Меотянка с трудом выдохнула из себя воздух. Будто это простое действие доставляло ей боль. Костер занялся. Быстрота, с какой жрицам удалось раздуть пламя, объяснялась остатком горячих углей предыдущего костровища. Тут только сотница спохватилась, задавшись вопросом, а кто, собственно, полыхал на этом месте до царя и можно ли будет отделить его пепел от пепла…

— Кого здесь жгли? — обратилась она к чумазой жрице-распорядительнице.

— Что? — не поняла та.

— Кто здесь горел до «живого бога»? — резко гаркнула на нее Бреселида, кладя руку на меч.

— Не помню. Многие, — отмахнулась женщина. — Вчера был олень, ворон, волк, клетка с лебедями. — Она катала по земле большим пальцем босой ноги остывший уголек и с любопытством смотрела на всадницу. — А какое это имеет значение?

Меотянка не удостоила ее ответом. По знаку Бреселиды охранницы встали кольцом вокруг костра, обнажили оружие и взяли на караул.

Царь не кричал. Должно быть, сначала сдерживался, а потом от чадящих лавровых веток пошел густой дым, и Бреселида перестала видеть его лицо. Она взмолилась Иетросу, чтоб слова Делайса о дурмане оказались правдой. «Пусть ему не будет больно, — шептала женщина. — Только не ему…»

В первое время царь еще ощущал жжение. Но потом лавровые листья дали дым, и в ушах у Делайса зазвенело, а голова начала заваливаться набок. На миг он пожалел своих ног, кожа на которых вдруг пожелтела и натянулась, как у печеной курицы, а потом вздулась волдырями и лопнула сразу во многих местах, брызжа в огонь мутной сукровицей.

Но это было последним, что «живой бог» видел вокруг. Дальше его подхватило и понесло, как сухой виноградный лист, сорванный ветром. Он летел в ясном серо-голубом небе, разрезая холодный воздух. А далеко внизу над узкой каменистой долиной поднимались вверх дымы осенних костров. Неожиданно между перистыми облаками сверкнул яркий солнечный луч. Золотое лезвие распороло небо. Бреселида опустила Серп.

Она стояла в оцепенении, глядя, как из рассеченного беззащитного живота царя хлещет на огонь кровь. Раньше ей никогда и в голову не приходило, сколько в человеке жидкости! Женский удар акинаком — что? Ткнуть — отскочить. Никогда не снести голову, даже не отрубить руку. Не по силам. Замешкаешься, дергая застрявшее в кости оружие — потеряешь жизнь.

Кровь все лила и лила, обдав Бреселиду от груди до пят. Угли под ногами даже перестали шипеть. Минуту назад она вошла в настоящий костер, девушки окатили ее водой. Сейчас от кожаных штанов и куртки валил пар. Всаднице было жарко и тяжело. Но, глядя на поникшую голову царя, она испытывала облегчение. Успела.

Жрицы, как и говорил Аполлон, хотели сами прикончить жертву, чтоб навсегда привязать ее душу к этим проклятым местам. Вокруг стояли валуны — духи тех, с кем эта шутка удалась. Но Бреселида честно исполняла долг. Как бы ни был ее взгляд прикован к дымной завесе, за которым корчилось в огне тело Делайса, краем глаза сотница все же заметила, что распорядительница вынула из лохмотьев кремневый нож. По знаку пальцев командира другие «амазонки» удержали жрицу, и пока та билась и кричала, Бреселида сделала свое дело.

Но ее служба не была окончена.

— Теперь прогореть должно все, — скупо бросила она, и меотянки из охраны засуетились, собирая новый хворост и подгребая еще не погасшие угли.

С ног до головы в крови царя, Бреселида вышла за черную границу костровища и в изнеможении опустилась на землю. Что она чувствовала? Ничего. Ее сердце устало болеть. Делайс умер. Ему было обещано возвращение. Она не верила.

Люди возвращаются травой, сырой землей в отвале борозды, конским навозом. Но еще никто никогда не видел, чтоб живое вернулось живым. Смерть крепко запирает за собой двери.

Неимоверная усталость обрушилась на плечи женщины. За годы, проведенные рядом с Делайсом, она все время теряла: сначала Пелея, потом Фарнака, теперь его самого. А может, кровавый счет следовало начать с Асандра Большого? Ведь именно тогда она впервые столкнулась с «живым богом»… Теперь это не имело значения. Делайс был мертв.