Лес потерянных - Сандрин Вольф Страница 21

Павел невесело хохотнул и успокаивающее погладил через плечо малышку-домовую. Она права: сосредоточив мысли на Гюсе, он окажется там, где находится мальчик, на помощь которому они все и пришли.

Павел закрыл глаза, и перед ним возникло лицо Гюса. И тогда он пошел дальше, решительно и быстро.

Ему казалось, что он бредет по этому мрачному, безмолвному лесу уже много часов: окружающая обстановка не позволяла сориентироваться ни во времени, ни в пространстве. С шага Павел перешел на бег, но не особо продвинулся. Выдохшись, он остановился и нагнулся, уперев руки в бедра, чтобы отдышаться. Окружающая тишина подавляла.

Внезапно Павел скривился от острой боли и невольно застонал.

Резко выпрямившись, он изогнулся и вывернул назад, руку, стараясь дотянуться до сидевшей у него на спине Фолдинготы.

— Отец Юной Лучезаной испытывает страдания? Вес Фолдинготы доставил его телу неприятность, ой-ой-ой! Сожаление Фолдинготы полно раскаяния, и извинения она свои приносит!

Фолдингота заерзала, пытаясь выпутаться из ремней, а Павел стонал все сильнее, терзаемый почти невыносимой болью. Он с грехом пополам избавился от «фолдинготопереноски», и малышка тут же встала перед ним. Положив пухлые ручки Павлу на бедро, она прижалась круглой щекой к животу хозяина.

— Изволит ли отец Юной Лучезарной простить свою увесистую слугу? — пропищала Фолдингота, потершись щекой о живот Павла.

— Твой вес тут совершенно ни при чем, Фолдингота… — ответил Павел, с трудом выпрямляясь. — Я уж было подумал, что сейчас вспыхну, настолько жгло спину!

Боль потихоньку отступала. Павел, совершено измотанный, тяжело дышал. С висевшей у него на талии Фолдинготой он сделал несколько шагов и тяжело опустился у ствола одного из древесных гигантов, чтобы немного прийти в себя.

— Не Фолдингота ли причина жжения в спине отца Юной Лучезарной? — озабоченно спросила домовая Драгомиры.

— Да нет… — выдохнул Павел.

— Тогда, надеюсь, отец Юной Лучезарной изволит снять ответственность с Фолдинготы? — не отставала та.

— Угу… — подтвердил Павел. — Ну что, двинулись дальше? Сдается мне, это еще не конец.

И они побрели по тропинке, уходящей в самое сердце Безвозвратного леса. Фолдингота категорически отказалась влезать Павлу на спину, и теперь он для скорости нес ее на плече.

Его спина по-прежнему болела. Боль была уже не столь острой, но все же столь же неприятной, как от сильного солнечного ожога.

Павел побежал и бежал, задыхаясь и теряя рассудок.

Время от времени он издавал приглушенный стон, приводя в панику бессильную ему помочь Фолдинготу. И хотя он был отличным бегуном, его ноги начали уставать, мускулы задеревенели. При таких обстоятельствах ему было все трудней и трудней думать о Гюсе. Боль, нетерпение и тревога выматывали, и все его помыслы были об Оксе. Павел чувствовал, что уже почти на грани и его последние силы тают, как снег на солнце.

Внезапно среди густой растительности, окружавшей тропу, он увидел какое-то движение.

Павел резко остановился, насторожившись, оглядывая окрестности. И у него чуть сердце не остановилось, когда он увидел долгожданный силуэт.

— Окса? — неуверенно окликнул Павел. — Окса? Это ты?

Сойдя с тропинки, он углубился в папоротники, раздвигая их в стороны. Окса тут, буквально в нескольких метрах! Сидя под огромным папоротником, она улыбалась и гладила роскошного зайца.

— Окса! — воскликнул Павел, счастливый до невозможности, что нашел дочь.

Он двинулся к ней, окликая. Но девочка словно ничего не слышала и продолжала гладить зайца, не обращая внимания на отца.

Перепуганный Павел поспешил к ней, раздвигая мешавшие ветки. Но, когда он уже почти добрался до Оксы, его снова скрутил приступ дикой боли, еще более сильный, чем прежде. Он бросил отчаянный взгляд на дочь. Но та исчезла!

Павел издал гневный вопль, а Фолдингота спрыгнула на землю. Павлу было больно зверски, спина буквально полыхала, словно каждый сантиметр его кожи пожирал огонь.

— Горю… — простонал он, скривившись от боли.

Фолдингота обхватила ручками лицо хозяина и, массируя ему виски, пристально глядела ему в глаза своими большими круглыми глазками. Через несколько секунд боль стала стихать, а потом исчезла вовсе, оставив Павла совсем без сил.

— Спасибо, Фолдингота… — с благодарностью прошептал он маленькой целительнице.

— Согласен ли отец Юной Лучезарной, чтобы Фолдингота посмотрела горящую спину его?

Павел вместо ответа, стиснув зубы и скривившись, со стоном задрал футболку.

Фолдингота отпустила его виски и покачивающейся походкой переместилась Павлу за спину.

Повисло тревожное молчание, нарушаемое лишь постаныванием Павла.

— Ну, Фолдингота? Что ты там видишь? — глухо спросил он.

Фолдингота еще помолчала несколько долгих секунд, а потом ответила:

— Имеет отец Юной Лучезарной след на спине.

— След? Что еще за след? — скрипнул зубами Павел.

— След фантастического существа, с течением лет забытого, но которого доныне боятся люди. Отец Юной Лучезарной носит след этого существа!

— А-а, это ты о моей татуировке… — с облегчением заметил Павел.

— Татуировка наличествует, — подтвердила Фолдингота. — Чернильный Дракон виден. Однако его края познали изменение. Чернильный Дракон завоевывает спину, но также душу и сердце отца Юной Лучезарной. Теперь Чернильный Дракон познал сладость жизни, амбициями полон он освободиться от хозяина и силу дать ему свою.

Павел в полном отчаянии схватился за голову.

— Известно ведь отцу Юной Лучезарной о своего Чернильного Дракона возможностях, не так ли? — добавила Фолдингота, потрепав Павла по плечу. — Проснулся твой Дракон Чернильный.

— Да… — едва слышно ответил Павел. — Я всегда знал, что этот день настанет. И всегда этого боялся…

— Но нет опасности в том пробуждении! — отрезала Фолдингота. — Наполнится отец Юной Лучезарной силой Чернильного Дракона, что дремлет в его сердце, и познает он высвобождение мощи, что его душит.

— Мощь, что меня душит… — пробормотал Павел. — Душит…

Павел резко остановился. Перед ним, обозначая границу безмолвного леса, возвышалась странная, будто сделанная из воды, колышущаяся стена. Он обернулся и увидел, что тропинка, деревья и растительность исчезли. Лес будто испарялся по мере того, как Павел в него углублялся. На этом месте возникла темная и густая пустота.

Удивленный Павел, насторожившись, протянул руку и ощутил приближающийся к нему ледяной ветер. Кончики пальцев его мгновенно посинели от холода, в противовес горящей спине. Павел отдернул руку и, подчиняясь лишь своим инстинктам, с воинственным криком ринулся прямо на колышущуюся стену. Оказавшись в каком-то перламутровом мареве, он на миг утратил ощущение собственного тела, а миг спустя уже катился кубарем по травяному ковру.