Вереск на камнях - Ульяна Гринь Страница 21

Топала.

И топала.

И топала…

И когда уже отчаялась совершенно, сжав в ладони подарок Мокоши, увидела свет в конце туннеля.

Никогда не думала, что простой проблеск света может так обрадовать человека!

Я выбралась из-под земли совсем рядом с лабиринтом. Цветы между камней цвели и пахли так сильно, что у меня даже закружилась голова. Я сорвала ближайшую веточку и поднесла её к носу. Как хорошо, что я живая…

Как плохо, что я обманула людей.

Но делать нечего. Надо идти в город и провести проверку. Я узнаю, кто живой, а кто мёртвый, хоть здесь наступит какая-то уверенность. И надо подготовить Ратмира к новости.

Если, конечно, он живой…

— Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Ратмир был живым, — тихо сказала я лабиринту, одуряющему запаху цветов и реке. И пошла искать, куда надо приложить камешек, чтобы активировать мост.

Когда брусья выдвинулись из огромного валуна на берегу, их заметили на городской стене. Дозорные кричали, махали мне, и я тоже помахала им рукой. Сердце сжалось, когда я увидела шапку Ратмира. Побежала по камням, торопясь скорее перейти реку…

Нет, я не свалилась снова в воду.

Я добралась до городской стены и упала в объятия мужа. Его крепкие руки стиснули мою талию, прижали так, что я рассмеялась:

— Ратмир, задушишь!

— Ты жива, любая моя! А мы уж в дыру лазили, чтобы тебя найти!

— Не надо вам в дыру! — я с усилием оторвалась от мужа и оглянулась на дружинников. — Ратмир, надо поговорить. Сейчас же!

— Погоди, любая, спустимся, поговорим! Тебе надо поесть, отдохнуть…

— Нет, ничего мне не надо! Поговорить! Немедленно!

— Вот неуёмная девка…

Он ворчал, пока мы спускались со стены, пока я выбирала местечко поукромнее — подальше от чужих ушей, пока устраивалась на камне. Ратмир сел рядом и обнял меня — так жарко и страстно, что сердце захлестнуло острой тоской. Мне нужно проверить… Сначала проверить, потом всё остальное!

— Постой, Ратмир. Постой, мой князь!

— Говори всё, говори, где ты была!

Я выдохнула шумно, придержала его руки и развязала ворот его рубашки. Распахнула её, приложила ладонь к груди, закрыв глаза. Мне было так страшно, что сердце замерло, пропустив пару ударов. Но дольше ждать было нельзя. Я открыла глаза.

Я уже видела его «богатый внутренний мир». Я знала, где у него шрам от старого ранения, где шрам от стрелы атлантида… Я искала чёрную дыру на месте души…

И не нашла её!

Всё было цело, всё было зелено и здорово!

У Ратмира есть душа, он живой!

— Ох, — только и смогла сказать я. Он заглянул мне в глаза с тревогой:

— Руда, что стряслось? Что ты увидела?

— Всё хорошо. Вот именно сейчас всё хорошо.

— О чём ты хотела поговорить?

— О живых и мёртвых, Ратмир.

Я отстранилась, взглянула на суетившихся по хозяйству женщин, на дозорных. Сердце снова защемило. Кто из них? Кто останется наверху, а кому дорога под землю?

— Я ошиблась, приведя вас сюда. Я ошиблась, вмешавшись в ход истории. Мы не должны были уходить из Златограда.

— И погибли бы там, да?

— Я не знаю. Но знаю точно, что некоторые из нас уже мертвы.

— Как это? Вупыри?

— Да ну тебя, — фыркнула я. — Какие ещё вупыри?! Просто люди, которым нет места на земле.

— Что это всё значит, Руда? Грядёт ещё один потоп?

Я только с досадой поморщилась. Как объяснить ему? Обвела взглядом каменные стены домов, подняла глаза к голубому небу, где уже темнело у горизонта порыжевшее солнце, готовясь ко сну, где тревожно рассекали ласточки, ища пропитание.

Пойму ли я когда-нибудь сама, что со мной произошло и зачем осколок первой жизни забросил меня в это странное время, от которого не осталось ни одного следа в истории, кроме, наверное, груды серых камней где-то под заносами песка в рукаве широкой реки? Пойму ли, какую роль мне уготовили в древнерусском спектакле, где я должна терять и находить, а потом снова терять?

Снова взглянула на Ратмира. Он терпеливо ждал ответа, смотрел на меня пытливо. Я улыбнулась:

— Нет, не будет потопа. Но я не знаю, что случится.

— Кому нет места на земле? Мне? Тебе?

— Нет, нам с тобой как раз есть. Мы живые.

Живые, мёртвые… Эти два слова так меня уже достали, что я разозлилась. Решительно стукнула кулаком по колену и начала:

— В общем, там под землёй я познакомилась с расой… других людей. И ещё я видела всех, кто пропал из города. В общем, дело обстоит так…

И рассказала ему всё, выложила все детали, которые поведала мне Кауэ, за исключением одной — что раса не людей, а змеелюдей. Не стала пугать. Сказала, как и та женщина: «Чернобоговы дети». Ратмир долго думал над моими словами, молчал, хмуря брови, потом кивнул:

— Значит, все, кто ушёл из Златограда, ходячие мертвецы?

— Я ещё не знаю, все ли. Но я могу это проверить.

— Проверь, Руда. Завтра и проверь.

— Может, лучше сегодня?

— Нет, сегодня ты пойдёшь со мной в дом, сядешь у очага и поешь. Потом ляжешь спать. А с утра мы соберём людей и проверим всех.

— Своих-то хоть можно сегодня? — спросила я, едва сдерживая улыбку.

— Неуёмная, рудая, любая… — шепнул он, запустив пальцы мне в волосы. — Айда своих, но потом спать.

Я взяла его за руку и сказала тихо:

— Люблю тебя, мой князь.

— Да какой я теперь князь, ежели у меня больше и народа-то нет, — отмахнулся Ратмир.

— Князь, князь. Пока останется хоть один человек из твоего народа — ты будешь князем. А нет, станешь просто Ратмиром.

Мы пошли к дому — медленно, словно оттягивая момент истины. Мои пальцы ловили тепло ладони мужа, и я радовалась, что он останется со мной, а не закончит свои дни в подземной пещере. Радовалась, ощущая рядом его плечо. Сильный мой, любимый мой, любящий… Мой князь навсегда! Даже если мы останемся только вдвоём.

В доме нас встретил хор голосов, которые кричали все вместе, но почти одно и то же:

— Княгинюшка! Как же ты нас напугала!

— Руда, разве можно так беспечно?

— Травница, умалишённая ты баба!

— Милые мои, — растрогалась я, принимая в объятия сначала Забаву, потом Мыську с Отрадушкой на руках, а потом и Бера. Даже Голуба смахнула слезу с морщинистой щеки, ворча что-то о «княгинях, которые скачут по ямам», и из уст вредной поварихи это было самым настоящим признанием в любви. Муж Забавы, статный бородач-кузнец, подтащил к очагу табуретку, а Вранка, которую в последнее время не было ни видно, ни слышно, молча сунула мне прикрытую рушником плошку. Я открыла, понюхала томлёную репу и улыбнулась сама себе. Боже, хоть бы они все…