Лазоревый грех - Лорел Гамильтон Страница 22

Жан-Клод бросил на меня взгляд, который ей был не виден.

— Как ты смеешь! — воскликнула Мюзетт.

— Тогда докажи благородство своей крови и обращайся комне хотя бы так, как обращается аристократ, у которого действительно естьслуги.

Она открыла рот, собираясь возразить, но потом вроде быуслышала что-то, не слышное мне.

— Как пожелаешь. Тогда Блейк.

— Блейк годится, — согласилась я, — а хотелая сказать, что мне несколько не по душе бисексуальность. Я не стану делитьЖан-Клода с другой женщиной и уж тем более — с другим мужчиной.

Мюзетт снова наклонила голову, будто углядела червяка,которого собирается склюнуть.

— Очень хорошо. Значит, Ашер не связан ни с кем из вас.Он просто твой заместитель.

Я посмотрела на обоих вампиров. Только Джейсон так женедоумевал, как я. А вампиры вели себя так, будто только что захлопнулсякапкан, а я этого еще не вижу.

— В чем дело? — спросила я.

Мюзетт рассмеялась, и далеко не таким чарующим смехом, какумели Ашер или Жан-Клод. Это был просто смех и чем-то неприятный.

— У меня есть право просить его в качестве дара на этуночь.

— Погоди, — сказана я, и руки Дамиана сновапритянули меня к нему, но на этот раз я не собиралась двигаться. — Ядумала, ты согласна с Белль, что Ашер теперь недостаточно красив для секса.

— А кто говорит о сексе? — спросила Мюзетт.

Теперь я совершенно искренне не поняла.

— А зачем еще он нужен тебе на ночь?

Она захохотала, закинув голову назад, — весьма неаристократичный звук вроде лая гончей. Разве я сказала что-нибудь смешное?

Тихий голос Жан-Клода нарушил тишину, когда отзвучал смех.

— Интересы Мюзетт гораздо сильнее склоняются в сторонуболи, нежели секса, ma petite.

Я посмотрела на него:

— Ты не имеешь в виду игр доминанта и подчиненного,когда есть защитное слово?

— Ни в одном известном мне языке нет ни одного словаили вопля, который помешал бы Мюзетт получить свое удовольствие.

Я облизнула внезапно пересохшие губы. Вранье это — насчетувлажняющей помады. Когда перепугаешься, губы все равно сохнут.

— Простите, правильно ли я поняла? Если бы Ашер былтвоим любовником, или моим, или чьим-нибудь, она не имела бы на него прав?

— Non, ma petite. Ашер был бы вне опасности, толькоесли принадлежал бы тебе или мне. Меньшие силы не могут защитить тех, коголюбят.

— А раз мы его не имеем, то он — бесплатное мясо?

Он, кажется, задумался на миг.

— Это достаточно точно сказано. Oui.

— Твою мать, — сказала я.

— Именно так, ma petite. — В его пустом голосепрозвучала усталая нотка.

Я посмотрела на Ашера, но он снова спрятался за завесойволос. И что мне было сказать? Что не будь я такой стеснительной, ничего быэтого не было? Моя нравственность протестует, чтобы мой бойфренд спал с другимимужчинами или чтобы я спала с другими мужчинами, а потому я теперь виновата?Почему всегда я получаюсь виновата, что не спала с тем или с другим? Ведьдолжно быть совсем наоборот?

Я шагнула вперед, и только впившиеся мне в плечи пальцы Дамианане пустили меня дальше.

— Мы этого не допустим, — сказала я.

— Она — Мюзетт, лейтенант Белль Морт.

Голос Жан-Клода прозвучал тихо и издалека.

Мюзетт не потащила его сквозь портьеры в другую комнату. Онаостановилась за несколько ярдов, даже близко не подходя к «стенам». ПовернувАшера лицом к себе, она извлекла из белых юбок нож и всадила ему в животраньше, чем кто-либо успел моргнуть. Ашер умел двигаться быстрее, чем можноуследить, но он не сделал попытки защититься. Он просто дал ей всадить нож,затолкнуть с хрустом, пока рукоять дошла до кожи, до упора.

У меня пистолет уже был в руке, но Жан-Клод перехватил моюруку.

— Нож не серебряный, ma petite. Когда его вынут, мыисцеляемся почти мгновенно.

Я подняла на него глаза, пытаясь поднять пистолет, — иэто даже немного получилось. От его вампирских меток я стала сильнее, чем мнеположено.

— Откуда ты знаешь, что это не серебро?

— Потому что я уже играл в эти игры с Мюзетт.

Эти слова остановили меня. Я затихла в руках Жан-Клода. В ихруках, точнее, потому что Дамиан держал меня за плечи. Только Джейсон небросился меня сдерживать. Судя по его лицу, он бы хотел мне помочь, а непомешать.

Я выглянула из-за Жан-Клода и увидела, что Ашер все еще стоит,прижимая руки к животу, и кровь расплывается на коже рук. Коричневая рубашкабыла достаточно темна, чтобы скрыть первый прилив крови. Мюзетт поднесла своирезные губки к лезвию и стала слизывать кровь.

Из воспоминаний Жан-Клода я знала, что кровь вампира непитает. От мертвых питаться нельзя — таким образом.

Ашер поднял на меня глаза:

— Это не серебро, ma cherie, оно меня не убьет...

Дыхание пресеклось у него в горле — Мюзетт всадила нож ещераз.

Мир завертелся цветными полосками. Я закрыла глаза и низким,контролируемым голосом произнесла:

— Дамиан, отпусти меня.

Руки с моей спины упали немедленно, потому что я отдалапрямой приказ. Я открыла глаза и встретила взгляд Жан-Клода. Какое-то время мыиграли в гляделки, потом его рука медленно-медленно опустилась.

— Ты не можешь убить ее за это, — шепнул он в моихмыслях.

Я вложила пистолет в кобуру:

— Да, я знаю.

Я не могла ее убить, потому что она не пыталась убить Ашера.Но я не буду стоять и смотреть, как его пытают. Не буду, потому что не могу.Когда-то я думала, что мериться силами с вампиром — не слишком удачная мысль.Она была сильнее меня даже с метками Жан-Клода, но я готова была поставить чтоугодно: рукопашному бою она никогда не училась. Если я ошиблась — похожу снабитой мордой. Если нет... вот тогда и посмотрим.

Мюзетт не шевельнулась, чтобы защититься. Анхелито стоял сдругими в дальнем углу. Как будто никто из них не считал меня угрозой. Можно быподумать, что при моей репутации вампиры перестанут меня недооценивать. Номужчины, живые или мертвые, все равно дураки.

Я сама ощущала, как улыбаюсь, и мне не нужно было зеркало,чтобы знать, насколько эта улыбка отличается от приятной. Такая у меня бывает,когда меня слишком уж достали и я решила как-то прореагировать.

Мюзетт снова устроила шоу с вылизыванием ножа, пока Ашерстоял перед ней, и кровь хлестала из раны. Она лизала нож, как ребенокмороженое в жаркий день, — тщательно, но быстро, чтобы не капало на руки ине потерялось ни капли вкусноты. И смотрела она только на меня, все шоу былодля меня. Как будто Ашер для нее ничего не значил. Может быть, так оно и было.