Вдова Его Величества - Екатерина Лесина Страница 22

Лучше смотреть на вьюнок, который обжился в мраморных цветочницах, где некогда обретались розы и прочие благородные создания. Ныне от них остались сухие стебли, которые служили вьюнку опорой.

— Понимаю…

Кевин? Или все-таки Гевин?

Переоделся. И домашний костюм из мягкого твида ему идет, как и темный шейный платок, завязанный небрежным узлом. Мужчина красив, но не красивей Джона. Да и вообще… в последние годы вокруг Катарины появилось множество привлекательных мужчин, которые полагали, будто эта привлекательность дает им какие-то права на Катарину.

— В колониях, должно быть, все иначе…

Он замолчал. А Катарина кивнула. Она понятия не имела, как там в колониях, но подозревала, что действительно тамошняя жизнь изрядно отличалась от привычной.

— Матушка полагает, что мы можем составить друг другу партию, — ее окинули оценивающим взглядом, который заставил поежиться.

— Не думаю, что готова к новому замужеству.

— Вы ведь немолоды.

Это прозвучало почти обидно, хотя и было правдой. Двадцать семь — действительно много. Слишком много, чтобы рассчитывать, что она, Катарина, кого-то заинтересует.

— И дальше ждать некуда.

Гевин — она решила, что это все-таки он — явно превратно истолковал ее молчание.

— Конечно, вы все еще хороши собой…

— Спасибо.

Он отмахнулся от этой благодарности, как от чего-то ничтожного.

— И содержание ваш отец определил вам весьма достойное, но этого мало. Вы должны понимать, что ваш предыдущий брак, репутация вашей матушки, да и сама ваша жизнь, ведь о свободных нравах колоний ходит немало слухов, весьма затруднят обретение вами личного счастья. Я же предлагаю сделку.

Катарина обняла себя.

— Вы получите имя. Титул, который отойдет ко мне после смерти отца…

— А он собрался умирать?

— Вы забавны. Нет, конечно, но все мы смертны, и рано или поздно титул станет моим, как и семейное дело. Я смогу вас обеспечить.

— Мне казалось, я уже обеспечена.

— Мы покинем эту глушь. Вы достойны того, чтобы быть представленной при дворе.

Катарину передернуло.

— Дом в столице. Поместье где-нибудь поблизости. Балы. Вечера.

Суета и сплетни. Страх сделать что-то не так, снова не так, потому что «так» у Катарины не получается, несмотря на все ее старания. А ведь она старалась искренне.

Скрытые насмешки.

Уколы.

Взгляды, что каждый раз ощупывают, выискивая новые и новые недостатки. Шепоток за спиной. Льстивые улыбки и уверения в преданности, верить которым — сущее безумие. Катарина весьма скоро это поняла. Ее всегда удивляло, как все это может казаться привлекательным?

— Или любой иной вариант, который вас устроит, — он оказался слишком внимательным, что раздражало. — Просто мне казалось, что женщинам нравится светская жизнь.

— Не всем.

Гевин чуть склонился, признавая ошибку.

— Я не буду вам докучать. Не стану контролировать. Я не ревнив. И при соблюдении неких приличий, мы вполне сможем сосуществовать, не доставляя друг другу особых проблем.

Сосуществовать Катарина категорически не желала.

— Мой брат будет говорить о любви, но не обольщайтесь. Он всем о ней говорит и где-то даже искренне, но он — создание ветреное, сегодня любит вас, а завтра кого-то еще. Кроме того Кевин совершенно не умеет обращаться с деньгами. Год или два, и вы окажетесь в долгах.

— Спасибо, — Катарина вымучила улыбку. — Я… учту.

— Учтите, — великодушно разрешили ей. — И поверьте, я научился ладить с женщинами. Я буду хорошим мужем.

Катарина стиснула камень в кулаке, с трудом сдерживаясь, чтобы не активировать плетение. Хватит с нее мужей! Хороших, плохих… всяких! Да она лучше дюжину кошек заведет, как и положено приличной старой деве. Или две… или три.

— Простите, — она нашла в себе силы посмотреть в темные глаза Гевина, и впервые страх не мешал, скорее подстегивал, вызывая неведомую прежде злость. — Но ваше предложение столь… великодушно, что я просто обязана обдумать его. В одиночестве.

И Гевин отступил в сторону.

Показалось, что он даже смутился. Определенно, показалось.

Многоуважаемый лорд Тирби имел похвальное обыкновение принимать пищу под музыку. Струнный квартет скрывала ширма в восточном стиле. Беззвучно скользили лакеи, поднося одни блюда, и унося другие.

Пахли розы.

Молчали канарейки в посеребренных клетках, не решаясь беспокоить особу столь высокую. К счастью, в отличие от канареек на Кайдена заклятье немоты не действовало. Даже если бы лорд Тирби решился. Но он, будучи человеком осторожным, точно знал, на ком и какую магию применять можно, а кого не стоит тревожить.

— Паштет чудесен, — он предпочитал говорить о паштетах, или вот музыке, большим специалистом в которой себя мнил. Или вот о париках. К парикам лорд Тирби испытывал немалую страсть, зарождению коей способствовала обширная лысина. — С трюфелями и красным вином. Некоторые используют белое, но, поверьте, это весьма неосмотрительно. Белое вино в определенных сочетаниях начинает горчить, что может испортить изысканное блюдо. Согласитесь, кому понравится горечь?

— Никому, — послушно согласился Кайден. Паштет и вправду был хорош, как и перепела, тушеные в меду, и оленье жаркое, и тонкое полупрозрачное мясо, высушенное на травах. И что-то еще… — Как и вранье. Вранье, оно куда хуже горечи.

На бледных щеках лорда вспыхнул стыдливый румянец, заметный и под слоем пудры.

— Не понимаю…

— Караваны, — Кайден поморщился. Никогда-то он не понимал этого вот человеческого обыкновения хитрить и изворачиваться. — Пропавшие. Ваши…

— Помилуйте, — почти искренне возмутился лорд и покраснел еще больше. — Я ведь не купец какой-то там…

— Вы градоправитель, поставленный именем короля блюсти закон и порядок, — Кайден воткнул серебряную вилку в кусок мяса, и лорд Тирби поморщился. Человек изысканный, он ценил в собеседниках хорошие манеры. — И мне глубоко плевать, торгуете вы или нет, платите налоги или нет…

Румянец стал и вовсе ярким. Лорд Тирби хлопнул в ладоши, и музыка оборвалась. Что-то зашелестело за ширмой, после раздались шаги, причем двигались музыканты почти бесшумно.

Для людей.

— Налогами я не занимаюсь. А вот исчезновения людей — дело иное.

— Поймите… — лорд Тирби слегка наклонился, и пышный шейный платок его почти коснулся серебряной тарелки. — Это дело… прошлое… все уже решено… все уже в порядке.

— Пропали мои люди.

— Что? — хлопнули ресницы, слишком длинные, чтобы быть настоящими, а румянец сменился бледностью.