Убить Троцкого - Юрий Маслиев Страница 22

Пять минут… Михаил еще по дороге в сад, проанализировав свои возможности, скрылся за первыми рядами деревьев, быстро снял с себя сапоги и рванул подошву одного, а потом и другого сапога. К прочным шелковым веревкам, которые петлями надевались на пальцы и могли плотно обматывать кисть, были привязаны так называемые «когти тигра», в переводе с японского – небольшие, но очень крепкие металлические шипы-крючья, что после плотной пригонки веревок вставали перпендикулярно раскрытой ладони и действительно напоминали когти. Отработанным движением он в считаные секунды закрепил их на ладонях. Затем из каблука достал завернутые в промасленную бумагу маленькие игольчатые стрелы, прикрепленные к круглым деревянным пробкам диаметром в несколько миллиметров, и универсальную отмычку, которую положил в карман. Потом, оторвав внутри голенища кусок материи, достал замаскированные там несколько трубочек. Вставив в них пробки со стрелами, пропитанными ядом мгновенного действия, вывезенным отцом еще из Японии, вложил их в специальные петли, сделанные внутри карманов гимнастерки.

После всех приготовлений, измазав лицо, руки и ступни глиной, чтобы их белизна не отсвечивала в темноте, забрался на стоящую вблизи огромную сливу, придав своему телу вид толстой раздвоенной сливовой ветви. Даже осветив его с близкого расстояния, было бы трудно распознать в этой изломанной причудливой фигуре человека.

В запасе у него оставалась еще одна минута, и он мысленно поблагодарил своего сэнсэя Митихату, который обучил его умению мгновенно экипироваться. После этого Михаил прикрыл глаза, чтобы они привыкли к мраку. Благо – небо сегодня было затянуто тучами и не просвечивало ни одной звезды.

Но вот скрипнула калитка, и в проеме один за другим появились три фигуры с фонарями в руках. На серьезных охотников они никак не тянули. Шорох кожаной одежды, тяжелая поступь легко улавливались тренированным слухом Михаила. По-видимому, эти засранцы, как мысленно окрестил их Муравьев, не ожидали, что он спрячется буквально в десяти метрах от калитки.

Шаря узкими лучами фонарей в глубине сада, они начали расходиться в разные стороны; и только один топтался на месте, пока его с насмешкой не окликнул один из коллег:

– Что, Петенька, безоружного контрика испугался? Это тебе не голых девок со связанными руками и фонарем между сисек расстреливать!

– Пусть только покажется: мне, что девки, что офицерье – на всю контру патронов хватит! – храбрясь, крикнул в ответ этот Петенька и боязливой походкой двинулся навстречу своей гибели – прямо к дереву, где спрятался Михаил.

Не успев подойти к нему, чекист замертво рухнул на землю, схватившись рукой за шею, куда воткнулась игольчатая стрелка. А фонарик, прочертив лучом полукруг, уже попал в руки Михаила, спрыгнувшего сверху на землю.

«Время, время… Мало времени для задуманного», – он, не выключая фонарика, быстро подкрадывался ко второму кандидату в покойники. Еще один выстрел из трубочки – и луч второго фонарика заплясал по деревьям. Прицепив фонарик к ветке дерева, Муравьев качнул ее, создавая видимость поиска, и, прихватив револьвер, кинулся вдогонку третьему чекисту. Тот, на достаточном отдалении почувствовав неладное, прокричал:

– Ребята, вы где? Подойдите ближе, не рассыпайтесь!

Михаилу очень хотелось, чтобы эта сволочь посмотрела в глаза своей смерти, но время, время… Грохнул выстрел, и еще один фонарь покатился на землю.

Сорвав с двух покойников гимнастерки, он мгновенно смастерил «перепонки» между руками и ногами, как у летучих мышей.

«А теперь вперед!» – скомандовал себе Михаил и кинулся к глухой стене здания Чека, примыкавшей к саду. «Перепонки» не мешали движениям, но совершенно меняли фигуру человека – издали он выглядел на стене как нелепое пятно. Поверхность из местами отбитой штукатурки и кирпича не являлась препятствием. Втыкая металлические когти, привязанные к ладоням, в промежутки между кирпичами, он быстро и уверенно полез вверх, подтягиваясь на руках. Еще минута – и босые ноги уже ощущают тепло жестяной крыши, нагретой за день весенним солнцем. Перебежав по крыше на другой конец здания, Михаил бесшумно спустился по водосточной трубе до второго этажа и по узкому карнизу, цепляясь металлическими когтями за стену, двинулся к ближайшему окну.

На фоне ошметков шукатурки его неочерченная фигура с привязанными «крыльями» была похожа на тень.

Внизу, по другую сторону портала, находившегося, как обычно, посредине здания, у входа в сад собрались почти все свободные от дежурства чекисты. Они не желали пропустить представления и бились об заклад: на какой минуте подстрелят «дичь» и пострадает ли кто-либо из «охотников». Никому и мысли не приходило – поднять голову и посмотреть наверх, в другой конец огромного фасада.

«Ничего, – яростно думал Михаил, – это только увертюра. Основную часть представления вы увидите чуть позже. Поразвлекаетесь, гады!..»

По подсчетам, в его распоряжении оставалось минут сорок пять – пятьдесят пять от силы: двадцать минут – до окончания срока «охоты», минут двадцать – после обнаружения трупов, на прочесывание чекистами сада, плюс пять минут – на осмысление ими создавшегося положения и возвращение.

Только возле третьего окна он обнаружил приоткрытую раму, через которую проник в помещение. Ему сразу, несмотря на узаконенный принцип падающего бутерброда – маслом вниз, повезло: он попал именно в кабинет Свиридова. Михаил знал, что в приемной днем сидит секретарша, но сейчас она, на ночь глядя, ушла домой. Справа, возле двери приемной, в широком коридоре сидит за столом охранник, который относится к своим обязанностям спустя рукава, так как в Чека никто из посторонних без разрешения проникнуть не может. Стража при входе бдительно проверяет каждого, да и на лестничной площадке второго этажа тоже есть постовой… Поэтому, не задерживаясь в кабинете, Михаил, держа револьвер наготове, вышел в пустую приемную, на мгновение прислушался и шагнул в коридор, резко ткнув дулом и разбив до крови лоб опешившего от неожиданности громилы-матроса, который перед этим с завистью думал о своих товарищах, развлекавшихся в саду.

– Тихо! – яростно сверкнув глазами, Михаил схватил за шиворот и без того онемевшего от страха охранника и пинками загнал его в кабинет начальника.

– Где оружейная? – Михаил еще раз с силой ткнул пленника револьвером в лицо.

– Третья дверь налево. Там написано… – проскулил матрос и тут же добавил: – Не убивай, я все расскажу…

Но было уже поздно – хрустнули позвонки, и морячок, дернув ногами, затих навсегда. В секунды раздев труп и облачившись в эту одежду (благо – балтиец оказался одного с ним роста, только китель был чуть уже в плечах, а ботинки чуть великоваты), он спрятал обнаженное тело под кровать в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету. Выскочив в коридор и ликвидировав часового на лестничной площадке, Михаил уложил его рядом с трупом морячка. Время поджимало, поэтому, чуть ли не бегом проверив кабинеты второго и третьего этажей и открыв при помощи отмычки оружейную, он кинулся в левое крыло здания, к отдельной лестнице, что вела в подвал, где томились заключенные.