Неупокоенные - Лорен Оливер Страница 22

Наверху хлопнула дверь. Трентон потерял равновесие. Долю секунды он балансировал на стремянке, и в его голове пронеслась картина того как он падает, с громким хрустом ломает лодыжку и лежит на полу носом вниз, пока его кто-нибудь не найдет в таком положении. В последний момент Трентону удалось схватиться за старый деревянный шкаф справа от него.

Дверь в подвал распахнулась, и сердце Трентона екнуло. Наверное, это Минна. Он быстро скинул веревку с трубы и неуклюже спрыгнул со стремянки – боль отдалась в ногах и зубах, как будто он прыгнул с вышки в бассейн. Он только-только успел сесть на стремянку, как на подвальной лестнице показалась пара ног в незнакомых ему кроссовках.

– Ой! – Девушка замерла на лестнице. Кровь прилила к лицу Трентона.

Девушка была симпатичной. Ее лицо тоже было красным (наверное, ей было также неловко), а короткие волосы были выкрашены в иссиня-черный цвет, почти в темно-фиолетовый. Кожа на лице была чистая, без единого прыща.

– Извини, – сказала она, – я не знала, что… Я не знала, что кто-то есть дома.

Трентон попытался выглядеть непринужденно, но факт оставался фактом – он сидел на стремянке в темном, грязном подвале под единственной горящей лампочкой, сжимая в руках петлю.

Еще секунду девушка выглядела так, как будто собиралась убежать, но потом она сделала пару осторожных шагов вниз по лестнице и снова обратилась к Трентону:

– Твоя фамилия Уокер?

Она улыбалась широко и искренне, хотя не все зубы у нее во рту были ровными. Уже давно девушки ему не улыбались.

– Как ты узнала… – начал он.

– Да у вас на почтовом ящике написано! – перебила гостья. Она оперлась на перила и перемахнула последние несколько ступенек. Девушка больше не краснела, а вот на лице Трентона можно было яичницу жарить.

– Ничего себе, – проронила она, – вы тут вообще когда-нибудь прибирались?

Трентон наконец немного совладал с собой.

– Кто… кто ты такая? – его голос прозвучал как хриплое карканье.

– Я – Кэти, – сказала она, как будто это и было полным и развернутым ответом на заданный вопрос. И принялась бродить среди старой мебели, книг и ковров. Когда девушка отвернулась от Трентона, он быстро свернул веревку и сунул между двумя коробками, надеясь, что она ничего не заметит.

– Я – Трентон, – сказал он, хотя девушка ни о чем его не спросила.

– Круто.

Кэти наклонилась, подобрала футбольный мяч и кинула Трентону.

– Ты играешь? – спросила она.

Взгляд парня остановился на секунду на ее заднице, не такой аппетитной, как у Энджи Салазар, но тоже ничего. Он увидел маленькую дырочку на ее джинсах, а через нее – симпатичное красное белье. Он едва успел поймать мяч.

– Нет, – сказал Трентон и резко выпалил, – я больше не играю после аварии.

– Аварии? – Она смотрела на него взглядом доктора Савики. Его отправили к ней после развода родителей. Трентон лежал на кушетке в ее кабинете и говорил, что с ним все в порядке. Доктор понимала, что это неправда, но была слишком вежливой, чтобы ему возражать напрямую. Но у доктора Савики были обычные карие глаза, большие и круглые, как у коровы. А у Кэти они были какие-то светло-карие, желтые, почти кошачьи.

Трентон хотел спросить, откуда она, что тут делает, но не мог произнести ни слова. Кэти снова отвернулась от него.

– Слушай, Тристан…

– Трентон.

– Я так и сказала. – Она легонько пнула комок оберточной бумаги носком потрепанного зеленого кроссовка. – Слушай, я не хотела сюда врываться. Я так поняла, ты занят – сидишь тут, играешь с веревками, я все понимаю.

Значит, она заметила. Трентон почувствовал очередную насмешку и потому сильно разозлился. Она над ним смеется!

А Кэти продолжала:

– Давай мы тогда просто попрощаемся, и я…

– Подожди! – Трентон крикнул это уж как-то слишком громко, и Кэти застыла на лестнице.

– Подожди, – он облизал сухие губы, – зачем ты приходила? И, если думала, что тут никого нет, зачем зашла в дом?

Кэти на секунду замялась.

– Это все Фритц, – она скорчила недовольную гримасу. У нее были неровные передние зубы, один из резцов выступал вперед и был очень острым. Из-за этого черты ее лица казались неправильными, что обнадеживало. – Мой кот. Он сбежал.

– Как он выглядит? – спросил Трентон.

Кэти удивленно моргнула.

– Ну… как кот.

Она уже собиралась уйти, как вдруг резко остановилась и обернулась к Трентону, пораженная неожиданной догадкой.

– Стой-ка! Ричард Уокер… Я слышала о его похоронах.

От слова «похороны» в груди у Трентона что-то сильно задрожало.

– Он мой отец, – сказал он и быстро исправился, – был моим отцом.

– Блин, мне так жаль! – Кэти снова посмотрела на него как психиатр, словно пытаясь понять, что творится у него внутри.

– Спасибо, – коротко обронил Трентон, скрестил руки на груди и слегка мотнул головой, чтобы прядка волос упала ему на лицо: на левой щеке был особенно уродливый прыщ, и он не хотел, чтобы Кэти его заметила, – мы не были близки, – сказал он, чтобы она не вздумала его жалеть, – мы приехали, чтобы похоронить его. И навести в доме порядок.

Он сделал паузу:

– Дом теперь мой. – Он понятия не имел, на кой черт он это сказал.

– Да? Очень мило.

Трентон резко поднял глаза на нее. Девушка покраснела.

– Я имею в виду… Что мне жаль. Сожалею о твоей потере. Это то, что говорят в таких случаях? – Она грустно покачала головой, короткие волосы у нее на макушке качнулись как антенны у инопланетянина. – Я не очень в этом разбираюсь.

– Все нормально, – сказал Трентон. Хорошо было уже то, что она не притворялась, будто ей действительно жаль. Как Дэбби Кастильяни, их соседка, которая после смерти отца принесла матери целый поднос с лазаньей, как жена-мироносица, и сидела с Кэролайн на кухне, вздыхая и гладя мать по руке. А между тем взглядом пересчитывала пустые бутылки в мусорном ведре, питаясь чужим горем, как вампир.

– Я про то, что я тут болтаю, а ты переживаешь такую трагедию… – Кэти говорила, бродя по подвалу и натыкаясь на вещи.

Трентон вспомнил: когда ему было лет одиннадцать, они с отцом пошли гулять. Они увидели магазин «Уолт Уитмен Шопс» и зашли туда. За одним из прилавков женщина в красном фартуке и с белоснежной улыбкой рекламировала набор кастрюль с антипригарным покрытием. Она все время крутилась, что-то перекладывала и говорила без умолку. И все время улыбалась. Отец купил у нее большой набор из восьми кастрюль.

Кэти напомнила Трентону ту женщину из магазина. Забавно было за ней наблюдать, хотя улавливать нить разговора было трудно.