Книга колдовства - Джеймс Риз Страница 22

Помнится, это случилось неподалеку от Калье-Обиспо, Епископской улицы. Я зашла в какую-то лавку, желая поскорее найти вышеупомянутый план города. Там, у холодного металлического прилавка, на котором мои влажные пальцы оставляли следы, поскольку день, хотя и весенний, выдался жарким и душным, я стала лопотать нечто бессвязное — так я говорила по-испански. Ах, какое удивление я испытала, когда из-за моей спины раздался голос, повторивший мою просьбу, но в куда более изящном и лаконичном варианте: мне на помощь пришел Каликсто. Во время бегства с «Афея» и в толчее улиц Гаваны я как-то забыла, что он говорит по-испански, ибо на корабле я слышала лишь его неловкий английский, да и то не очень часто. Теперь же он стоял у прилавка и пререкался с лавочником по поводу цены за карту Гаваны. Вот именно, торговался. Здесь, как и везде в Гаване, цены не были определены точно, и местные покупатели, заходя в лавки, напрягали голос еще больше, чем кошелек. Признаюсь, мне даже взгрустнулось при воспоминании об американских базарах, где можно делать покупки молча. Да, всегда и везде при встрече с незнакомыми людьми, а в особенности с чужестранцами, я неизменно предпочитала молчание и уединение.

Выйдя из лавки на Калье-Обиспо — улочка была такой узкой, что я могла бы подмести ее во всю ширину подолом одного из моих нью-йоркских платьев, — я развернула план города и принялась крутить его так и эдак, однако найти север, увы, мне так и не удалось. Каликсто улыбался — как все моряки, он легко определял стороны света. Но мне показалось, что его улыбка вызвана чем-то еще. Когда я передала ему карту, он пристально поглядел на меня, по-прежнему улыбаясь, сложил ее и сунул в карман брюк.

— Скажи мне, — заговорил он, и я покраснела, решив, что он приступил к расспросам о событиях минувшей ночи, — скажи, куда ты хочешь идти? Я отведу тебя.

Что мне оставалось, как не пожать плечами и согласиться следовать за ним? Что еще я могла ему сказать? «Извини, но я разыскиваю некоего безымянного монаха, а также французскую ведьму, которая, впрочем, с равной долей вероятности может оказаться за тысячи миль отсюда». Нет, так нельзя. Мне казалось, Каликсто знает, что мне совсем некуда податься. А потому мы еще немного побродили по городу, пока я не решила обзавестись планом иного сорта.

Некогда я испытала на себе, что чувствует человек, которого преследуют, и теперь точно знала, что за нами никто не гонится. По крайней мере, никто из людей. Разве что какая-нибудь дворняжка, принюхиваясь, шла по следу: с тех пор как я связалась с мертвецами, мой запах привлекал собак. Знала я и о том, что капитан «Афея» не сообщил властям о смерти Диблиса. Имя кока просто вычеркнули из судовых документов. Я видела все отчетливо, как в вещем сне. Мне это просто стало известно — и все. Наверное, действовало то самое шестое чувство, коим наделены мы, сестры. Именно так я понимала или знала и другие вещи, прежде неведомые: я ощущала их. После тех самых… в общем, после тех событий, принесших мне столько страданий, я обрела новую силу. Поверьте, мои возможности многократно превосходили обычные способности сестер. Они неизмеримо возросли после того, как я почти умерла, оказавшись на волосок от смерти, а затем возвратилась к жизни, но уже с l'oeil de crapaud, меткою ведьмы, навеки впечатанной в мои зрачки. Однако после возвращения в Сент-Огастин в моем доме на улице Сент-Джордж все оставалось неизменным, все было хорошо известно по прежней жизни, и узнавать еще больше не было смысла. Я забыла о Ремесле в годину горя и нужды. Как и саму жизнь. Но в Гаване я почувствовала в себе силу: шагая по улицам, я отпустила свои чувства на волю и впитывала в себя этот город.

Я еще не могла понять, что происходит, но чувствовала себя счастливой.

Найду ли я К.? Встречу ли Себастьяну? Совсем недавно я тревожилась о том, сумею ли найти монаха и встречусь ли с той единственной, кто способен помочь мне. Теперь же меня совершенно не беспокоило, кого я встречу или найду — лишь бы не мертвых солдат. Почему? Ответ был прост: на улице Калье-Обиспо, рядом с Каликсто, я ожила. Но в тот же самый день я вступила на путь смерти, поскольку в Гаване…

Alors, посмотрите сами на этот город.

Я говорю правду не всегда до конца, но настолько, насколько осмеливаюсь.

Монтень. Опыты

(Перевод А. С. Бобовича)

Путешественник, впервые попавший в Сан-Кристобаль-де-Габана… Именно так звучит официальное имя кубинской столицы, названной в честь Христофора Колумба. Кубинцы отвергли все попытки испанских властей найти городу новое имя: сначала Хуана, в честь дочери Изабеллы и Фердинанда; потом Фернандина, в честь самого короля Фердинанда; и, наконец, Аве-Мария. Однако от всех новых прозвищ Куба сумела отбояриться и вернулась к изначальному индейскому названию. Итак, впервые прибывшего сюда путешественника неизменно завораживают имена местных улиц и лавок. Да, кубинцы мастерски выбирают названия для своих улиц и лавок, а тем более для городов и провинций. И вот я, двуполая ведьма, менее двенадцати часов тому назад убившая человека, бродила кругами по Гаване в поисках безымянного монаха, моей soror mystica и неких обещанных мне «тайн». Конечно, я явилась сюда не как обычная путешественница, но все равно была очарована. Очарована и благодарна древней Гаване за то, что та отвлекла меня от тягостных размышлений.

Я привыкла к тому, что в мире коммерции лавка носит имя владельца, которое помещается на вывеске рядом с каким-нибудь выразительным символом, поясняющим, чем здесь торгуют. Например, слепого Купидона обычно рисуют на стенах домов терпимости. Бродя по улицам Гаваны, я встретила такие заведения, как «Лас деликас де лас дамас» («Услады дам»), «Ла круз верде» («Зеленый крест») и «Эль леон де оро» («Золотой лев») — прелестные имена! Еще забавнее показались мне такие названия улиц, как Ла-Ректитуд (Прямолинейность), Ла-Интегридад (Девственность), Ла-Пробидад (Честность) и Ла-Буена-Фе (Правая Вера). Наверное, устремления жителей этих улиц не сводились исключительно к успехам на ниве коммерции. Но сейчас, по прошествии стольких лет, мне памятна лишь одна из гаванских улиц.

Да, это она, Калье-Обиспо. Мы с Кэлом прошли по ней вдоль бесконечной череды лавок до самого конца, где улица упиралась в городскую стену, делившую Гавану на две половины, старую и новую. Раздобыв карту, мы вознамерились обойти главные улицы кубинской столицы, как они обозначены на этой карте. Таким образом, мы проследовали вдоль Калье-Обиспо, ибо та пересекала большую часть города в центральной его части.

Как уже было сказано, улицы Гаваны были узкими. Порой они казались не дорогой для экипажей и пешеходов, а незастроенным пространством между домами, по бокам примыкающими друг к другу впритык. Верхние этажи нависали над проезжей частью, и дома смотрели на мостовую из-под насупленных бровей, будто хвастались перед прохожими своими балконами с затейливыми коваными решетками, напоминающими не то боевые шрамы, не то хирургические швы на выцветшей на солнце коже пастельного оттенка. Над узкими улицами тут и там натягивались тенты. Их полотнища с прорезями, куда могла стекать дождевая вода, укрывали лавки от палящего полуденного зноя, немилосердного даже в самый разгар весны.