Убийца Войн - Брендон Сандерсон Страница 22

Она умолкла и задумалась. Жаворонок рассматривал прекрасную богиню. Прошло пятнадцать лет после ее возвращения – она слишком стара для возвращенной. Стара, мудра и несказанно коварна.

Рдянка Прекрасная взглянула на него:

– Я не хочу, чтобы меня застигли врасплох, как было с королевским родом, когда Калад захватил трон. Некоторые из нас строят планы, Жаворонок. Если угодно, можешь присоединиться.

– Ах уж эта политика, дорогая моя, – вздохнул он. – Ты знаешь, как я ею брезгую.

– Ты бог отваги. Нам пригодится твоя самоуверенность.

– Пока я уверен только в том, что буду бесполезен.

Ее лицо закаменело в попытке не выдать досаду. В конце концов она вздохнула и встала, еще раз потянувшись всем своим безупречным телом.

– Когда-нибудь, Жаворонок, тебе придется принять чью-то сторону. Для народа ты бог.

– Не по хотению, дорогая.

Она улыбнулась, затем нагнулась и нежно его поцеловала.

– Обдумай мои слова. Ты лучше, чем воображаешь. По-твоему, я предложила бы себя первому встречному?

Он поколебался, потом нахмурился:

– Вообще-то… да. Именно так я и думаю.

Рдянка Прекрасная расхохоталась, служанки же подняли ее ложе.

– Ох, ладно тебе! Должно быть, как минимум, три бога, которым мне и в голову не придет позволить к себе прикоснуться. Наслаждайся праздником и попробуй представить, как обращается сейчас король с нашим наследством. – Она оглянулась на него. – Особенно если эта картина напомнит тебе, чего ты только что лишился.

Подмигнув, она уплыла.

Жаворонок снова сел на кушетку, затем с похвалой отпустил запальщиков. Когда заиграли менестрели, он попытался выкинуть из головы зловещие слова Рдянки Прекрасной и видения войны, омрачавшие его сон.

В обоих случаях он потерпел фиаско.

Сири застонала, перекатываясь. Болела спина, болели руки и голова. Ей было так неудобно, что даже усталость не позволила заснуть. Она села, сжимая голову ладонями.

Она провела ночь на полу опочивальни Бога-короля – считается, что спала. В комнату вливался солнечный свет, отражавшийся от мрамора там, где пол не покрывали ковры.

«Черные ковры, – подумала она, сидя на измятом синем платье, которое послужило и одеялом, и подушкой. – Черные ковры на черном полу с черной мебелью. Халландренцы отлично управляются с лейтмотивами».

Бога-короля в комнате не было. Сири взглянула на исполинское черное кожаное кресло, где он провел большую часть ночи. Она не заметила его ухода.

Зевнув, она встала, выудила сорочку из вороха скомканной одежды и натянула ее через голову. Волосы распустила, прихватив сзади. Придется привыкнуть к подобному порядку вещей. Локоны рассыпались по спине, приняв умиротворенный светлый оттенок.

Она каким-то образом пережила ночь и осталась нетронутой.

Босая, Сири подошла к кожаному креслу и провела пальцами по гладкой поверхности. Почтительного трепета не было. Ночью, свернувшись калачиком и подтянув к себе платье, она задремала. Просыпаясь, несколько раз бросала взгляды на кресло. Не из пренебрежения или строптивости сердца – ее слишком сморило, чтобы помнить о запрете смотреть на Бога-короля. А тот не приказал ее казнить. Синепалый напугал ее, предупредив, что Бог-король неуравновешен и скор на расправу, но если это и так, с ней он сдержался. Что он намеревался делать дальше? Халландрен ждал десятки лет, чтобы в жилы Богов-королей влилась королевская кровь. Она улыбнулась. «У меня есть известная власть». Он не мог ее убить, не получив желаемого.

Слабое утешение, но оно придало уверенности. Она обошла кресло, подмечая его размеры. Все предметы были слишком большими и скрадывали ее рост. Сири казалась себе ниже, чем была. Положив руку на подлокотник, недоуменно подумала: почему он не решился ее взять? Что с ней неладно? Она не желанна?

«Дура, – сказала себе Сири, встряхнув головой и подойдя к так и не тронутой постели. – Пока ехала, боялась брачной ночи, а теперь, когда ничего не происходит, жалуешься и на это?»

Она понимала, что несвободна. В конечном счете он ее возьмет – такова была цель всей затеи. Однако минувшей ночью этого не случилось. Сири улыбнулась, зевнула, забралась в постель и отключилась, свернувшись под покрывалами.

* * *

Вторичное пробуждение было намного приятнее. Она потянулась и кое-что заметила.

Платье, брошенное грудой на полу, исчезло. Заново разожгли и камин, хотя зачем – непонятно. День был теплый, и она сбила простыни, пока спала.

Вспомнила: «Я должна сжечь простыни. Вот зачем понадобился огонь».

Одна в черной комнате, одетая лишь в сорочку, она села. Служанки и жрицы не узнают, что она всю ночь провела на полу, если только Бог-король никому не скажет. Сколь вероятно, что человек, наделенный его властью, поделится интимными подробностями с духовенством?

Сири медленно выбралась из постели и сдернула простыни. Она скомкала их, подошла к камину и бросила белье в свирепое пламя. Затем стала смотреть на его языки. Она по-прежнему не понимала, почему Бог-король оставил ее в одиночестве. Пока никто не узнал, пусть лучше считают бракосочетание завершенным.

Когда простыни сгорели, Сири осмотрела комнату в поисках какой-нибудь одежды. Ничего не нашла. Вздохнув, она в одной сорочке подошла к двери. Отворив ее, она чуть не подпрыгнула. Снаружи преклоняли колени две дюжины служанок разного возраста.

«Бог цветов! – подумала Сири. – И долго они так простояли?» Странно, но она не негодовала так, когда поневоле дожидалась прихотей Бога-короля.

Не поднимая глаз, женщины встали и вошли в опочивальню. Сири отступила. Заметив, что несколько из них внесли большие сундуки, она склонила голову набок. «После вчерашнего они переоделись в другие цвета». Покрой был тот же – разрезанные юбки, похожие на цветастые брюки; сверху – блузы-безрукавки и шапочки, из-под которых спадали на спину волосы. Синяя и серебристая экипировка сменилась желтой и медной.

Женщины открыли сундуки и принялись вынимать разнообразную, слоями уложенную одежду. Вся она была ярких тонов и разного покроя. Женщины расстелили ее перед Сири, после чего в ожидании вновь опустились на колени.

Сири помедлила. Она выросла королевской дочерью и ни в чем никогда не нуждалась. Но в Идрисе вели аскетичную жизнь. У нее было пять платьев, и подобная роскошь граничила с экстравагантностью. Одно белое, а остальные – одинаковые блекло-синие.

Столь широкий выбор показался избыточным. Она попыталась представить, как будет выглядеть в каждом наряде. У многих были рискованно глубокие вырезы – даже ниже, чем на сорочках служанок, а по идрийским меркам уже считались скандальными.