Прокаженный - Феликс Разумовский Страница 23

Переживал он зря. Василиса Прекрасная позвонила сама и категорическим тоном захомутала его вечером в Мариинку. «Балет! — Сарычев вздрогнул. — Этого еще только не хватало!» Искусство танца Александра Степановича не вдохновляло, к тому же он всегда недоумевал, зачем обязательно в исподнем-то скакать по сцене? Однако, как дама скажет… Тем более такая — с косой по пояс и тягой к общению. Смотри-ка ты, сама позвонила. Молодец. Майор позавтракал и пошел разогревать машину — настало время платежей за гараж.

Снова мела метель, на дороге было неуютно, беспокойно и скользко. На обратном пути буквально на капот «семерки» кинулся бешеный мужик с чемоданами — болезный опаздывал в аэропорт. До Пулкова в принципе, было рукой подать, за стоху-то чего не прокатиться, и майор судьбу гневить не стал, поехал. Несмотря на непогоду и совершенно не в жилу установленный знак ограничения скорости, поспели вовремя, а вот на обратном пути опять с Сарычевым случилось непонятное.

При въезде на площадь Победы он вдруг заметил правый бок не пропустившей его иномарки. Чтобы избежать столкновения, майор дал по тормозам, и на такой дороге его, естественно, вынесло в левый ряд. Кативший там «Икарус» в шесть секунд измял «семерке» заднее крыло и, даже не посчитав нужным остановиться, поехал дальше.

Виновник же всего этого безобразия, сидевший в анатомическом буржуазном кресле, резко дал по газам. По принципу батьки Махно — хрен догонишь!

Сарычев вылез, покрутил головой в поисках гаишника, плюнул и, глядя вслед быстро удаляющейся иномарке, внезапно ощутил себя черным колдуном-чертознаем, ведовством, чародеянием да зелейством пробавляющимся, и в сердцах пожелал:

— Чтоб тебе, сука, тошно стало!

В следующее мгновение он увидел, как стремительно удалявшиеся огоньки габаритов начали смещаться вправо, затем до слуха донесся звук удара, и впереди стало быстро разрастаться белое, клубящееся облако. Александр Степанович сел в машину и подъехал поближе. Иномарка буквально обняла столб уличного освещения. Массивный, из армированного бетона поставленный на века. Парил струящийся ручьем тосол из расколотого картера весело бежало масло, пахло вокруг бензином и бедой. Сарычев подошел ближе и сквозь покрытое трещинами лобовое стекло глянул на водителя — тому действительно было тошно.

«Да, сильный нынче гололед». — Особо удивляться случившемуся Сарычев не стал. Да и возиться с изувеченным крылом тоже. Купил банку «мовиля», щедро закрасил покореженный металл и успокоился до лучших времен. Дома он с полчаса лупил по мешку, основательно взмок и после душа почувствовал себя голодным, как недобравший в рационе лесной санитар. Захотелось непременно мяса, так что пришлось бежать в универсам, покупать солидный кусок свинины, резать его тонкими ломтиками, солить, перчить и кидать на сильно разогретую чугунную сковородку — всякие там «тефали» Сарычев не уважал.

Когда запахло жареным и на лангетах образовалась корочка, Александр Степанович убавил огонь и, глотая слюни, стал ждать. Момент был самый волнительный. Передержишь — мясо будет жестким, как подметка, поторопишься — придется есть сырое. Однако на этот раз свинина получилась как надо — снаружи хрустящая, а внутри нежная, истекающая соком. Убрав полную сковородку, Сарычев слегка осоловел. Минут десять он сидел неподвижно, как обожравшийся удав, потом помыл посуду и отправился бриться по второму разу — щетина у него росла буйно, и уже к вечеру на щеках всегда появлялся синевато-черный отлив.

Потом Александр Степанович отпарил брюки от своего выходного, еще свадебного костюма, смазал гуталином чешские туфли фирмы «Ботас», оделся и глянул в зеркало. На него смотрел широкоплечий усатый дядька с благородной сединой в густой черной шевелюре. «Тоже мне, гангстер средней руки». — Александр Степанович состроил отражению рожу и, надев пальто из кожи монгольских коров, пошел заводить остывшую уже машину.

А на улице все мела метель. Власти, тоже разгулявшись, решили объявить войну стихии, потому Сарычев, долго лавируя среди уборочной техники, приехал к Маше с некоторым опозданием. И не в добрый час — весь проезд возле дома был заставлен машинами, так что пришлось запарковать «семака» раком, то есть носом к парадной. Кое-как заперев машину, он вбежал наверх, перевел дыхание и позвонил.

— Привет. — Маша была в черном облегающем платье, на шее нитка жемчуга, волосы уложены в замысловатую прическу. — Уже одеваюсь.

Майор молча наблюдал, как она положила в сумку пакет с черными «лодочками» и принялась надевать высокие, теплые сапожки. Ступни у нее были маленькие, как у девочки, весьма аппетитные, весьма…

Внизу их ждал неприятный сюрприз — выезд «семерке» загородил «мерседес», стоявший с работающим двигателем на проезжей части. Сарычев снял машину с сигнализации, посадил Машу и резко газанул, надеясь, что водитель иномарки вникнет, оценит ситуацию и даст «семерке» выехать. Но тот не двинулся с места, и майор понял, что его пытаются достать.

— Из машины не выходи, что бы ни случилось, — небрежно сказал он Маше, вылез и, приблизившись к водительской дверце «мерса», громко и вежливо попросил:

— А не будете вы так любезны…

Водила в «мерсе» любезен не был — ответом Сарычева не удостоил. Тогда майор скверно улыбнулся, прижал на всякий случай дверь выставленным вперед коленом и тихо так постучал в окно. Стекло тут же опустилось, и в образовавшуюся щель Сарычев разглядел стриженую башку водителя, его мутные, со странным блеском глаза. В нос шибанул запах паленых веников, как в перегретой парной, — курили «Леди Хэми» [87].

— Дайте выехать, уважаемый, — еще раз попросил майор.

В глубине салона кого-то из пассажиров «пробило на ха-ха»:

— Ты, гля, уважает…

— Ты, козел, мою плацкарту занял, — выдал водила нараспев, под замысловатую пальцовку, — давай теперь со своей лакшовкой на своих двоих канай. Все, свободен.

Он тут же отгородился от Сарычева непроницаемым экраном тонированного стекла, и майор, почувствовав, как им овладевает знакомое чувство ярости, снова ощутил себя бородатым длинноволосым старцем. Дико вскрикнув, он с легкостью пробил кулаком стекло иномарки, нанеся при этом сокрушительный удар по бритой бестолковке водителя. Уже в следующее мгновение Сарычев ухватил его за ухо и дернул с такой силой, что грубиян пулей вылетел из машины.

— Сявки, сидеть! — Александр Степанович быстро распахнул водительскую дверцу «мерса» и, устроившись за рулем, свирепо глянул на окаменевших от ужаса пассажиров — те были явно не бойцы. Проехав чуть вперед, он заглушил двигатель, сломал ключ в замке зажигания и поспешил к своей «семерке», попутно отметив, что одноухий все еще пребывает в рауше. [88]Похоже, чертов старец опять погорячился. А ведь заметут в случае чего его, Сарычева…

— Ну вот, теперь можно ехать, — не глядя на Машу, сказал он, запустил мотор и принялся выруливать.

— Да, не очень-то ты похож на умирающего. — Она как-то странно глянула на Сарычева, на его окровавленные руки, вздохнула. — Ты больше на вампира тянешь. Тебя, Саша, в театр не пустят. Теперь а верю, что ты из МВД.