Придон - Юрий Никитин Страница 23

– Да будет покаран!..

– Поднимайся, – сказал Аснерд. – Ты уже неПридон…

– А кто же?

Аснерд молча повел рукой. Воинский стан за эти дни сталпросто огромным, шатры и шалаши уходили, казалось, за горизонт, но еще большекостров, возле которых на голой земле спали воины. Сейчас они поднялись и молчасмотрели на него. С ожиданием.

– Ты не Придон, – ответил Аснерд с мрачнойгордостью. – Ты сейчас – Артания. В тебе она сейчас вся. Твоеслово – и она прыгнет в седло. Кивни – и у каждого в руке заблеститбоевой топор. Поверни голову – и земля задрожит под тяжестью конницы…Заплачут женщины Куявии, закричат осиротевшие дети беров, вспыхнут жаркимпламенем их дома!

Придон поднял голову, слезы все еще сползают по щекам,блестят мокрые дорожки, но в глазах возник свой жаркий свет, начал разгораться,швырнул яркий зайчик навстречу солнцу.

– Не знаю, – вырвалось у него, – почему жемне кажется, что больше теряю, чем обретаю?

Аснерд не понял, переспросил:

– Теряешь, принимая корону тцара?

Зато Вяземайт понял сразу, сказал мягко:

– Да, сейчас ты, певец, принимая тцарскую власть,опускаешься до простого смертного. Из властелина песен становишься властелиномлюдей… Однако же, как сказал наш прямой Аснерд, деяния правителей заметнее, абывает, что и нужнее. Ты как тцар сейчас нужен Артании даже больше, чем бог,кем ты был доныне. Мы должны двинуть войска на Куявию, должны! Иначе мы как народможем исчезнуть. Это не тебя оскорбили, Придон! Это всю Артанию оскорбили,унизили, втоптали в грязь, насмеялись!.. Сердца всех артан кипят мщением. Еслине дать гневу дорогу, он сожжет нас внутри, артане превратятся в пустыеоболочки, в просто тела, которым все равно: существует ли честь, достоинство,верность, любовь…

Аснерд крякнул:

– Честь, достоинство… а любовь при чем? Не она двигаетвойсками.

– Поскреби честь, достоинство, – посоветовалВяземайт мягко, – что обнаружишь?

Придон выслушал волхва с растущим непониманием. От массысобравшихся, нахлынувших запахов пота, кожи, степных трав, от резкого свежеговоздуха кровь быстро вскипала, заставляла сердце стучать часто и сильно,распирая грудную клетку изнутри.

Он воскликнул с болью и яростью:

– Да что ты понимаешь!.. У меня от сердца один пепел,но любовь… что же тогда меня жжет? И что двигает мною, какая сила двигает моимируками и ногами, говорит моим голосом? Это медь не я говорю, а та сила… что вомне или вне меня – не знаю!

Вяземайт в затруднении развел руками. Широкие браслеты,больше похожие на боевые, чем на волхвьи, блеснули холодным предостерегающимогнем.

– Прости, тцар. Я сказал, что сказал. Дела любви темныдаже для самой светлой, как и для темной, магии. Могу сказать, что сейчас твоялюбовь не столь… светлая?

Придон с яростным недоумением воззрился на волхва. Тот стоялпротив солнца, лицо оставалось темным, только запылали серебряные волосы даглаза вдруг засветились, как звезды.

– Что ты… Разве любовь может быть светлой или темной?

– Раньше и я думал, – ответил Вяземайт, – чтоне может. Да, тцар, я так думал.

Ветер трепал волосы, камень в обруче на лбу горит краснымнедобрым огнем войны и пожаров. Конь от избытка сил и молодости встал на дыбы,ржанул весело и задорно. Верховный волхв, как заметил Аснерд, смотрел вследПридону с любовью и тревогой. Если за эти полгода, пока скитался по всейАртании, терзая свою и чужие души песнями, исхудал, как щепка, то сейчасстремительно наливается мощной гремящей силой. И без того могучий, все-такикровь гиганта Осеннего Ветра, он стал шире в плечах, от него постоянно веетжаром, словно носит в себе огромное раскаленное сердце, голос стал громче, внем нетерпение, ярость и жажда разом высвободить из себя то, что накопилось заполгода сумеречной жизни.

Аснерд посматривал скачущему молодому тцару вслед, каксмотрит старый, но еще могучий лев вслед львенку. От львенка требуется не такуж и много: будь сильным, здоровым, могучим, чтобы мог настичь любую дичь, апротивника повергнуть и заставить подчиниться. Это Вяземайт жаждет чего-тобольшего…

В небе громадились облака, чистые, пенные, ночью прошелкороткий дождик, трава дружно идет в рост, птицы кричат, зазывают подруг, вьютгнезда в кустах и прямо в траве, солнце ласково прожаривает плечи, у артан кожадолжна быть потолще, чем у куявов или славов, они – дети солнца!

– Ты заметил, – сказал Аснерд вполголоса, –он уже не создает песен?

Он сидел на корточках возле костра, на углях пекласьнарезанная тонкими ломтиками конина. Хотя воеводе могли подавать прямо в шатер,но он предпочитал сам, нравилось чувствовать себя все еще воином, что спит укостра, положив под голову седло, а не растолстевшим предводителем. И хотя укостра уже не спит, но конину ест по-прежнему с удовольствием: мясо сухое, никапли жира, что делает мужчину толстым и ленивым.

Вяземайт стоял, заложив руки за спину. Взор его былустремлен далеко вперед, за горизонт, на челе глубокая задумчивость. Онпоправил с тщательностью человека, привыкшего подбирать точные слова длязаклинаний:

– Не складывает?

– Не создает, – повторил Аснерд. – С тогодня, как начали готовить поход.

Вяземайт сдвинул плечами, серебряные волосы красивошелохнулись, в них пробежали искорки, похожие на крохотные звездочки.

– Ну и что? Его песни свое сделали. Теперь свое вескоеслово скажут наши топоры. Нет артанина, что не готов после песен Придонадвинуться на Куявию.

Аснерд поморщился, Придон создавал песни вовсе не противкуявов, это народ так толкует, даже не сам народ – народ неглуп, а такиевот толкователи, как Вяземайт.

– Не знаю, – ответил он в затруднении, – номне жаль… И тревожно.

– Чего?

– Чудится, что, оставив песни, Придон что-то потерял…

– Потерял, – согласился Вяземайт легко, – ноеще больше нашел. Не для себя, правда, для Артании! Был он нищим бродягой, чтоскитается по дорогам и жалуется на куявскую принцессу, а теперь стал грознымтцаром. А чтобы утвердиться, любому тцару нужна победоносная война. Особенноздесь, в Артании.

Аснерд развел руками.

– Я тоже его люблю, – сказал он просто. – Итревожусь. Ведь еще год назад ему бы в голову не пришло, что мне или тебе можночто-то приказать, велеть… Мы были для него учителя, наставники! А сейчас?

Вяземайт рассмеялся:

– Верно-верно! Орленок ощутил отросшие крылышки. А горячаякровь требует схватки. Мы же, на его взгляд, слишком медлительны. Меня что, акак он велел тебе, старому вояке, поторопиться с катапультами, загрузить их нателеги? Это уже что-то! Это уже действительно тцар, а не просто лихой удалец совскинутым над головой топором!