Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей Страница 23

— Талантом. Да, ну… да. А почему молодым, господин мой?

Сердце его быстро билось.

— Потому что наш художник должен выглядеть слишком юным, слишком нетерпеливым, слишком стремящимся сделать карьеру, чтобы шпионить. Хотя, разумеется, он именно этим и будет заниматься.

Перо гадал, слышат ли остальные, как бьется его сердце, заполняет ли этот стук всю комнату. Он заметил, что герцог наслаждается всем этим.

— Шпионить за кем? Где?

На этот раз высокий старик во главе стола не улыбнулся. Члены Совета настороженно молчали, глядя на него. Герцог сказал:

— Нас просили прислать искусного художника. Нельзя исключить риск, но это редкая возможность для нашей республики. Нам нужен человек верный, и обладающий мужеством.

— А кто тот человек, которому нужен художник? — спросил Перо.

Сидящие вокруг стола зашевелились, они предвкушали ответ.

Герцог Риччи произнес тихим голосом, но очень четко:

— Великий Калиф Ашариаса Гурчу. Он желает, чтобы его портрет нарисовал художник с запада. Мы, в свою очередь, хотим послать ему того, кто это сделает. Синьор Виллани, вы поедете ко двору османов, ради Серессы?

Если хоть чуть-чуть повезет, и с божьего благословения, думал Драго Остая, они смогут отплыть домой утром. Ему очень этого хотелось. Однако это во многом зависело от Марина. Драго уважал владельца своего корабля, немного его боялся, но стал бы отрицать, что любит его. Он также знал, что не понимает Марина Дживо, но любой, кто утверждал, будто понимает его, лгал.

Драго был готов к отплытию. Был готов с того момента, как они вошли в лагуну Серессы и пришвартовались у причала для иностранных купцов возле Арсенала, очень рано в этом сезоне, с вином, перцем и зерном на продажу. Первый корабль с востока в конце зимы.

Ему не нравилась Сересса. Никогда не нравилась, сколько бы раз он ни приходил сюда с грузами, которые приносили таким купцам Дубравы, как семейство Дживо, большие деньги, и давали Драго работу в качестве их капитана.

Не существовало никакой скрытой причины его неприязни. Ему не нравились серессцы. Они мало кому нравились на самом деле. Бизнесом Серессы было делать деньги, а не приобретать друзей, они сами так говорили. Эти два города-государства не находились в состоянии войны — Дубрава не могла воевать с более сильной республикой. Дубрава ни с кем не воевала: таким был ее образ жизни. Война обходилась разорительно дорого, и, в любом случае, граждане Дубравы были недостаточно сильными. Они были купцами и дипломатами, наблюдателями, а не воинами. Договоры, переговоры, примирения, взятки — все это необходимо, нужно делиться сведениями с многими (еще один вид взятки). И почти бесконечная хитрость и осторожность (кто-то называл это женской внимательностью) руководили политикой дворца Правителя. Стены Дубравы никогда не страдали от ядер из катапульт или пушек, их корабли в великолепной бухте никогда не горели и не тонули.

Драго знал, что это результат разумной политики, прежде всего. А если капитан, родившийся во внутренних районах, среди людей, склонных к насилию, в дикой Саврадии, мечтает всадить меч в одного из серессцев, прикрывающего нос платком во время осмотра товаров, ну, это исключительно его мечты, не так ли?

Честно говоря, к ним здесь относились высокомерно (как и ко всем), но дела вели честно. Серессцы поклонялись деньгам. Если ты привозил им то, что они могут купить, а потом продать дороже, чем купили, тебя с радостью принимали в этой лагуне. Они будут яростно торговаться, соревнуясь друг с другом, за твой товар, особенно, если ты приплыл одним из первых, — и Драго Остая гордился тем, что привел свой корабль одним из первых. Семья Дживо хорошо заплатила ему за это.

Кроме коммерции, две республики на противоположных берегах Сересского моря объединяли вера в Джада — западная литургия и иконы, изображающие светловолосого сияющего бога, — и общий Верховный Патриарх в Родиасе.

Драго вырос в другой обстановке: в детстве, в деревенском святилище в Саврадии, он видел изображения бога темноволосого, бородатого, худого, страдающего. И еще там проповедовали ересь о любимом сыне бога.

Он не говорил о Геладикосе после того, как переехал в Дубраву мальчиком вместе с родителями, спасаясь от набегов османов. Он впервые увидел море и почувствовал — и это все решило, — что нашел свой настоящий дом, там, среди ярких кораблей, плывущих по зеленым с белыми барашками волнам гавани. Иногда что-то просто знаешь.

А твоя вера принадлежит только тебе, как и твои мечты. По крайней мере, это так, если ты помалкиваешь, и если тебя видят поющим западную литургию в святилище моряков или в торговых колониях джадитов в стране ашаритов на востоке в долгие зимние месяцы, в ожидании весны и благоприятного ветра.

Как ты молишься про себя, что шепчешь самому себе по ночам, особенно перед отплытием, никого не касается. А моряки действительно часто оставляют место в своих мыслях для Геладикоса, который погиб, промчавшись на колеснице отца слишком близко к солнцу, а потом упал в море.

Многие моряки втайне считали смерть сына жертвой, принесенной ради защиты тех, кто бороздит бескрайнее, бурное, смертельно опасное море. Именно корабль, матросы которого оплакали красоту погибшего юноши, достал его тело из волн, не так ли? Так гласит легенда.

И если ты из тех, кто живет в море, иногда не видя никаких берегов, — ну, тогда молишься всему и всем, кому только можно, правда? Возможно, Драго Остая чувствовал, что именно в море его место, но оно всегда грозит гибелью.

Когда-то восточные церковнослужители проповедовали, что доблестный сын бога погиб, потому что принес человечеству огонь. Мать Драго рассказала ему эту легенду. Этому теперь не учат, уже сотни лет. Геладикос, приносящий огонь, теперь стал ересью, даже на востоке. Тех, кто проповедует старые истины, сжигают. Драго никогда этого не понимал. Не обязательно убивать людей из-за того, что священники теперь думают иначе.

Но новое учение лучше, по его мнению, в нем больше здравого смысла: человечество не могло бы придумать оружие из металла, готовить еду, строить корабли, плавать, управлять кораблями, даже поднять из моря то наполовину смертное тело, если бы уже не умело пользоваться огнем до того, как Геладикос упал с небес.

Нет, сегодняшние молитвы на востоке (не здесь, здесь никогда) были более мудрыми: сын бога погиб в той колеснице, пытаясь приблизиться к своему отцу, чтобы просить о милости для страдающих внизу детей Джада, живущих в страдании и горе, погибающих от жестоких войн и болезней, от голода и во время родов — от многих ужасных вещей. И еще во время штормов на море.

Так до сих пор молятся многие люди в восточной Саврадии, где вырос Драго, и в Тракезии на юге, и в Москаве. Может быть, в Карше. Вероятно, и в других, неизвестных ему местах. Так пели во время литургии с Патриархом, живущим в Сарантии, до недавнего времени.

Сарантия больше нет. Теперь город принадлежит ашаритам, он захвачен победившим калифом. Мир стал другим.