Бремя живых - Василий Звягинцев Страница 24

Однако ректора истопникам выбирать не дозволяется, а главу государства — пожалуйста! Нонсенс!

Отчего так и восхитил его проект Ляхова — Бубнова насчет гарантированного способа отбора государственной элиты. Уж очень здорово это ложилось на его исконные идеи и замыслы.

Последние несколько кварталов до Кремлевских ворот князю даже слегка пришлось пожалеть о своей демократической привычке. И его автомобиль, и его самого мгновенно узнавали многочисленные прохожие. Офицеры отдавали честь, рядовые и юнкера становились «во фронт», штатская публика тоже всеми доступными способами пыталась изобразить уважение и почтение к высочайшей особе.

Несомненно, это было приятно, поскольку никаким образом заранее не организованные проявления народных чувств следует считать искренними.

Благополучно миновав Никольские ворота, Олег Константинович остановил «Руссо-Балт» у Красного крыльца, бросил кожаные перчатки и фуражку на сиденье, быстрым шагом поднялся по лестнице мимо двух постов дворцовых гренадер в свой кабинет.

Думалось, что просто так, на минуточку, чтобы проверить почту и записать в дневник некоторые из пришедших в голову мыслей. Однако адъютант, не имевший права потревожить князя на отдыхе, тут же подал ему массивный бювар, в котором содержалась телеграмма на бланке премьер-министра. Со всеми подобающими протоколу формулировками господин Каверзнев приглашал Местоблюстителя принять участие в экстренном заседании Государственного Совета, имеющем быть завтра в девятнадцать часов в Таврическом дворце. Повестка дня будет сообщена непосредственно на заседании.

Олег Константинович едва только успел рассеянно кивнуть дежурному капитану, соображая, что же там у них в Питере вдруг случилось, как зазвонил телефонный аппарат на отдельном столике. Тот самый, прямой государственной связи.

— Переключите, — указал князь движением подбородка и прошел к себе.

Премьер-министр говорил крайне вежливо и любезно, совершенно как старый приятель, озабоченный возникшими независимо от воли высоких договаривающихся сторон проблемами.

Князь охотно такую форму общения поддержал. Оно и в принципе полезно — дружить со всеми, кто изъявляет к этому желание, но даже если чувствуется в поведении партнера некая неискренность, так лучше дать ему свободу действий. А самому до последней крайности оставаться в белом фраке.

— Владимир Дмитриевич, — своим мягким, обволакивающим баритоном отвечал на дежурные любезности князь, — разумеется, я прибуду, а ваше предложение найти время и до начала заседания поговорить наедине мне льстит чрезвычайно.

Мне, простите, моментами кажется, что и ваши и мои подлинные чувства и намерения кем-то злокозненно искажаются. Особенно если почитать выходящие в Петрограде газеты. Это же я прямо не знаю, как и назвать.

Свобода слова, разумеется, однако если вам регулярно докладывают экспозе только из этого ряда — это даже непорядочно. Я и сам бы, наверное, очень быстро вышел из себя. А вам ведь куда труднее, исходя из вашего положения публичного политика.

Так что непременно нам нужно встретиться и поговорить «антр ну»[32]. Очень много сомнений можно снять.

— Так ведь и я о том же, уважаемый Олег Константинович! («А титула, подлец, не назвал», — подумал князь.) Я уверен, что нас намеренно ссорят. Такова жизнь, увы. Так я вас жду и встречу прямо на вокзале. Со всеми положенными протоколом почестями. Вы когда выезжаете?

— Вот прямо вечером и выеду. Я на подъем легкий. Литерным поездом. Когда пройдем Бологое, вам, несомненно, сообщат с дистанции о точном времени прибытия в Питер, на Николаевский вокзал.

Здесь следует несколько приподнять завесу тайны над интригой, почти уже целый год разыгрываемой двумя могущественнейшими персонами государства Российского.

Тот разговор, что только что прозвучал, пусть и по защищенной специальной связи, вполне мог быть подслушан, ибо самая совершенная техника обслуживается людьми, а почти любой человек слаб и в силу тех или иных причин вполне способен на нарушение служебного долга ради неких личных интересов, в чем бы они ни выражались.

Поэтому слова, которыми обменялись князь с премьером, не могли сообщить противнику абсолютно ничего сверх того, что было сказано. Подлинный же смысл «сговора», если можно так выразиться, был совсем иным.

Где-то в конце прошлого года Олег Константинович, весьма тщательно относящийся к исполнению своих должностных обязанностей, окончательно понял, что политическая ситуация в России все-таки зашла в тупик, из которого почти что и нет рационального выхода.

Две власти, из которых одна обладала всеми признаками государственной легитимности, а вторая таковой не обладала, но зато пользовалась в обществе огромным моральным авторитетом (причем этот авторитет удивительным образом возрастал по мере удаленности от места ее фактического пребывания), в буквальном смысле «уперлись друг в друга лбами». Подобно известным баранам из сказки.

По окраинам империи ходили легенды о прекрасной, богатой, справедливой жизни на территории «Московского княжества», тем более что любой россиянин, имеющий возможность приехать в Москву, убеждался, что все именно так там и обстоит. И мечтал либо в этот земной рай переселиться, либо о том, чтобы тамошние порядки распространились на все остальное государство.

Само собой, такие настроения никак не могли прибавить симпатий к Великому князю и его «уделу» у огромного числа лиц, причастных к центральной власти, а особенно — у «широких кругов демократической общественности».

Что самое интересное — при предшественниках Олега Константиновича ничего подобного не наблюдалось. И факт существования столь архаической должности, как «местоблюститель императорского престола», ни у кого отторжения не вызывал, и пресса посвящала данному вопросу едва ли больше одной-двух статеек в год.

Одним словом, не вдаваясь в подробности и тонкости политической жизни предшествующего описываемому периода, остается сказать только одно: со свойственной ему государственной мудростью князь понял, что крайне неприятные события не за горами.

Или правительство совместно с Государственной думой предпримут попытку устранить его с политической арены тем или иным способом, или его собственное ближайшее окружение учинит нечто вроде военного переворота.

Бесконечные намеки со стороны членов личного его императорского высочества кабинета, создание Клуба ревнителей военной истории «Пересвет», непрерывное, все возрастающее давление со стороны Игоря Чекменева приводили князя к мысли, что рано или поздно эти ребята могут вообразить, что обойдутся и без него.

Следовало немедленно принимать контрмеры. Разумеется, чтобы никоим образом не спровоцировать при этом своих верных слуг на опрометчивые, несвоевременные действия.

Им он предоставил полный карт-бланш на разработку идей, планирование конкретных операций, даже формирование разного уровня «теневых кабинетов». Лишь бы не торопились. Здесь нужно вмешиваться очень аккуратно, когда сдерживать, когда поощрять, подкидывать интересные идеи, требуя их тщательной проработки.

Конец ознакомительного фрагмента