Некромерон - Олег Угрюмов Страница 24

Куст обиженно поджал ветки, всем своим видом давая понять, что забавный ящероид в беретике ему абсолютно безразличен.

— Прибыл, — захлебываясь от восторга, защебетал спасенный троглодит, — осваивать наук грызенье. Не-кромансерскую мудрость и усложненный язык людей. В войне готов стоять плечом к… — Он смерил взглядом высоченного Зелга и бойко доложил: — Локтю мессира наставника и по мере сил отправлять на бой умертвенные войска.

— Стоп, — попросил герцог. — Давайте по пунктам. Какая война? Какие войска? Какое некромансерское грызенье, наконец? Я ученый, а не некромант. Да, согласен, все это, — и он повел рукой по замковому двору и парку, — выглядит несколько странно и навевает определенные ассоциации на непосвященных. Но уверяю вас, на самом деле ничего сверхнеобычного тут нет и никогда не было. Я никого не могу принять в ученики по одной простой причине — я вообще не верю в черную магию. Кроме того, я убежденный пацифист.

— Газеты детально описовывают грядущую конфликтацию, — обиженно заметил Карлюза. — Зюзак имел грандиозное предвидение. И не бросовый есть я, а по рекомендовательному письму, которое глубокую воздейственность по силе имеет на читающего. Староста Иоффа покоряем был. Господин Думгар пускал в зал ожидания под лестницей на сии дни с приветственными словами: «Утопил бы тебя, ну да на все воля мессира». Мессир хочет меня утолительным видеть?

— Конечно нет! Оставьте эти глупости, вам тут никто не желает зла. Думгар вообще, вероятно, пошутил.

Но об обучении и речи быть не может, ибо я не некромант!!! Это вы можете уразуметь?

— Доподлинно, — тонко улыбнулся троглодит. — Всенепременно таинственность блюсти будем, но я же по рекомендовательному письму. Досягал из самых подземелий через бури и пустыни и страдания от морской болезни на паршивом корабле с пьющей командой. Всемерно готов впитывать перлы ваших слов. Ну пожалуйста, — попросил он жалобно.

— Что он говорит? — обратился Зелг к равнодушным небесам. — Что он городит? Как я могу вести войну, командуя армией скелетов? Ради чего? Сплошной абсурд.

— Абсурд и есть! — рявкнуло у него над ухом. Звук шел откуда-то очень свысока, как если бы говорил со своим господином голем Думгар. Впрочем, голос Думгара выдавал в нем древнее существо, а этот, пока неизвестный, походил скорее на голема в ранней юности. Лет эдак в сто.

— Какие скелеты?! Зачем?! Они только под ногами путаться будут. Да и хлипкие: дунешь — на порох рассыплются. Все, что нужно на войне, — это мощь, ярость, натиск, отвага. Ну и фамильный боевой топорик. И желательно — чуткое и гениальное руководство прирожденного полководца. Так вот вам несказанно повезло: все это вы уже имеете, мессир. Включая фамильный топорик. Аккурат к боевым действиям.

И у ног Зелга вспахал землю боевой топор такой величины, что да Кассару стало немного дурно.

Топор настолько опасная вещь, что его следовало бы продавать по. рецептам.

Рамон Гомес де ла Серна

— Войны не будет, — слабым, но решительным голосом произнес он.

— Это как же? — дружно грянули неизвестный и троглодит Карлюза. — Как это не будет, когда она уже идет? Хотите вы того или нет.

— Нужно немедленно созывать армию и возглавлять ее мною, — посоветовал тот, на кого Зелг так и не мог решиться поднять глаза.

— И поднимать скелетные соединения, попутно вкладывая в меня знания в надежде увидеть плоды просвещения в ближайшее время, — соглашался Карлюза.

— И показать им, кто на самом деле хозяин в этом королевстве, чтобы, цитирую «Королевский паникер»:

«…утопив все в крови и обратив нашу цветущую землю в прах и пепел, по которому будут маршировать бесчисленные и неумолимые полчища, устремить свой горящий яростью взор на иные государства — их богатства, земли, города и замки и прекрасных дев».

— Все правильно, только прекрасных дев могут оставить себе, — гудел кто-то, поигрывая топором перед самым носом несчастного герцога.

— Мамочка! — жалобно позвал Зелг.

Над ним нависла симпатичная бычья морда с золотым кольцом в бархатном полуокружье ноздрей и дружелюбно задвигала ушами.

* * *

Очнулся наследник в необъятном пиршественном зале, по которому витали искусительные запахи свежего хлеба, мяса, вина и пряностей. И, само собой, немерид.

Сам он покоился в роскошном золотом кресле под черным балдахином, его ноги стояли на чем-то удобном, что Зелг по наивности полагал скамеечкой до тех пор, пока не взглянул вниз. А взглянув, в ужасе понял, что попирает череп циклопа-исполина. Зал был освещен сотнями голубых огней, которые висели в воздухе без всякой видимой на то причины.

Две прозрачные тени колыхались возле молодого герцога, легко обмахивая его не то призрачными крыльями, не то полами странных одеяний. Зелг не разглядел как следует, точнее — не решился разглядывать. Он потряс головой, силясь прогнать наваждение и в то же время понимая, что это никакое не наваждение, а судьба, рок, неизбежность. И — что самое удивительное — испытывая одновременно с мистическим ужасом и обреченностью чувство триумфа и радости.

Если бы он обратился со всеми своими переживаниями к знающим людям, они бы ответили на это, что выше радости обретения себя еще не придумал человек. Равно как и не выдерживал более серьезного испытания.

Он прерывисто вздохнул, и тут же, откликнувшись на этот вздох, отделилась от стены черная громада и двинулась к нему, сотрясая пол, заставляя стонать стройные мраморные колонны и вспугнув призрачные огни.

— С возвращением в отчий дом, милорд, — пророкотал Думгар. — Как прошла поездка? Желаете отобедать с дороги?

— Вообще-то я, кажется, был голоден, — неуверенно признался Зелг.

— Я бы посоветовал вам выпить бокал-другой доброго мугагского вина, ибо хоть я и горжусь нашими виноградниками, но при некотором помрачении рассудка ничто не отрезвляет лучше, чем мугагское желто-зеленое, урожая восемь тысяч триста двадцать первого года от рождества Тотиса, и предпочтительно с северо-западного склона. В свое время я скупил почти весь обоз, до Бебатиса доехало всего пара ящиков, а уж в Тиронгу оно вообще никогда не попадало.

Когда-то юный Зелг мечтал попробовать хотя бы глоток упомянутого Думгаром вина, однако добрая матушка Ласика взвыла, как волк-оборотень, едва услышала цену за стакан известного всему миру напитка. Сообщение о том, что ему принадлежит не одна и не две бутылки, несколько поколебало герцога.

Либо Зелг был плохим дипломатом и не умел скрывать свои чувства, либо Думгар был очень хорошим физиономистом, однако он молвил, отечески улыбаясь:

— Вероятно, милорд плохо представляет себе масштабы своего богатства.

— Вероятно, — ошарашенно покивал головой Зелг.

— Милорд, вероятно, так же плохо представляет себе масштабы своего могущества.

— Боюсь, что совсем не представляет.