Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон Страница 24

На залитом солнцем полу играли тени. Сидящая за столом королева виделась одиноким силуэтом, ее рыцари-телохранители стояли у дверей. Их протазаны скрестились перед Эдой.

– Госпожа, – обратился к ней один, – сегодня не ты прислуживаешь за трапезой ее величества.

Она не успела ничего объяснить, потому что Сабран окликнула:

– Кто там?

– Госпожа Эда Дариан, ваше величество. Ваша камеристка.

После короткого молчания проследовало:

– Впустите.

Рыцари немедленно расступились. Эда, не стуча каблучками, приблизилась к королеве, сделала реверанс:

– Доброе утро, ваше величество.

Сабран уже снова смотрела в молитвенник в финифтяном переплете.

– Я ждала Катри.

– Дама Катриен нездорова.

– Она провела ночь со мной. Я знала бы, если бы она заболела.

– Так сказала дама Розлайн, – ответила Эда. – Если позволите, сегодня я отведаю вашу трапезу.

Не дождавшись ответа, Эда села. Так близко к Сабран, что уловила запах ее саше с корнем ириса и гвоздикой. Инисцы верили, что эти ароматы предохраняют от болезни.

Некоторое время они молчали. Грудь Сабран поднималась и опускалась ровно, но складка рта выдавала гнев.

– Королева, – заговорила Эда, – я, может быть, слишком смела, но, как мне кажется, вы сегодня не в духе.

– Действительно слишком смела. Твое дело – проверять, нет ли яда в моей пище, а не обсуждать мое настроение.

– Простите меня.

– Я слишком много прощаю. – Сабран захлопнула книгу. – Ты, видно, не уделяешь внимания даме-воительнице – рыцарю Вежливости, госпожа Дариан. Может быть, твое обращение не истинно? Может быть, ты оставляешь моему предку пустые церемонии, а втайне держишься своей ложной веры?

Эда не пробыла с ней и минуты, а уже ступила на зыбкую почву.

– Ваше величество, – осторожно сказала она, – королева Клеолинда, ваша праматерь, была наследной принцессой Лазии.

– Об этом мне нет нужды напоминать. Ты считаешь меня полоумной?

– Я не думала вас оскорблять, ваше величество, – сказала Эда. Сабран отодвинула молитвенник в сторону. – Клеолинда была благородна и добра душой. Не ее вина, что она с рождения ничего не ведала о Шести Добродетелях. Быть может, я наивна, но, чем наказывать, нам следовало бы жалеть невежественных и вести их к свету.

– В самом деле, – сухо бросила Сабран. – К свету костра.

– Если вы, моя госпожа, пожелаете отправить меня на костер, я должна принести извинения, – отозвалась Эда. – Говорят, что из эрсирцев выходит плохая растопка. Мы, как наши пески, слишком прокалились на солнце, чтобы гореть.

Королева взглянула на нее. Ее взгляд нашел брошь на платье Эды.

– Ты выбрала покровителем рыцаря Щедрости.

Эда коснулась броши.

– Да, – сказала она. – Я, как одна из ваших приближенных, отдаю вам свою верность. Чтобы отдавать, нужна щедрость.

– Щедрость. Как и у Льевелина. – Сабран будто беседовала сама с собой. – Как бы не оказалось, что ты отдашь больше, чем иные. Сперва Роз вздумала завести ребенка, и вот она слишком утомлена, чтобы служить мне, затем Арбелла не может со мной погулять, а теперь Катри изображает больную. Мне каждый день напоминают, что никто из них не взывает к покровительству Щедрости.

Эда видела, что Сабран в гневе, но ей понадобилось немало самообладания, чтобы не опрокинуть чашу вина на голову королеве. Дамы опочивальни многим жертвовали, чтобы служить ей круглые сутки. Они пробовали ее пищу и примеряли ее платья, рискуя жизнью. Катриен, одна из самых желанных для кавалеров придворных дам, едва ли могла надеяться на супружество. Что до семидесятилетней Арбеллы, та служила еще матери Сабран и до сих пор не знала отдыха.

От необходимости отвечать Эду избавило появление завтрака. Среди подававших его фрейлин была и Трюд утт Зидюр, но она не пожелала встретиться с Эдой взглядом.

Эду смущали многие инисские обычаи, но утренняя королевская трапеза была среди них самой нелепой. Прежде всего королеве наливали вино по ее выбору – а затем подавали не одно, не два, а восемнадцать блюд. Тончайшие ломтики темного мяса, растертую в пасту смородину. Булочки с черным ментским медом, яблочным повидлом, маслом или перепелиными яйцами. Соленая рыба из Лимбера. Лесная земляника на сливочном снегу.

Сабран, как всегда, выбрала лишь золотистую булочку, указав на нее кивком.

Тишина. Трюд засмотрелась в окно. Одна из подруг-фрейлин, всполошившись, толкнула ее локтем в бок. Опомнившись, Трюд лопаточкой подхватила хлебец и с реверансом переложила на тарелку королевы. Другая девица подала завиток сладкого масла.

Пришла очередь отведывательницы. Трюд с хитрой улыбочкой вручила Эде нож с костяной ручкой.

Первым делом Эда пригубила вина. Затем сняла пробу с масла. Ни там ни там не было посторонних привкусов. Наконец она отрезала ломтик булочки и тронула его кончиком языка. От капли «вдовицы» защипало бы нёбо, дипсас высушил бы язык, а «пыль вечности» – редчайший из ядов – придавал всякой пище липкое послевкусие.

Но в булочке не было ничего, кроме плотного хлеба. Эда поставила блюда перед королевой и отдала нож для проб Трюд, которая вытерла его и обернула салфеткой.

– Оставьте нас, – приказала Сабран.

Девицы переглянулись. Обычно королева желала, чтобы фрейлины за едой развлекали ее шутками или сплетнями. Однако они послушно откланялись. Эда поднялась последней.

– Не ты.

Она села на место.

Солнце все ярче заливало светом королевский солярий. Блики плясали на кувшине с шиповниковым вином.

– Юная Трюд в последнее время стала рассеянна, – заметила Сабран, глядя на дверь. – Быть может, нездорова, как и Катри? Подобную волну недомоганий ожидаешь при дворе, скорее, зимой.

– Это, несомненно, шиповниковый насморк, моя госпожа, не более того. Что до благородной Трюд, она, думается, тоскует по дому, – сказала Эда. – Или… молодые фрейлины часто страдают любовной болезнью.

– Ты сама не так стара, чтобы говорить такое. Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть, королева.

– Стало быть, немногим моложе меня. А ты не страдаешь любовной болезнью, столь обычной у юных служанок?

В других устах это могло бы прозвучать насмешкой, но глаза Сабран были холодны, как камни ее ожерелья.

– Боюсь, инисцам трудно полюбить того, кто был ранее привержен иной вере, – с заминкой отозвалась Эда.

Сабран задала не пустой вопрос. Ухаживание в Инисе считалось государственным делом.

– Чепуха, – сказала королева. Солнце блестело в ее волосах. – Как я поняла, ты близка с благородным Артелотом. Он говорил мне, что на каждом пиру Верности вы с ним обменивались подарками.