Война 2020. Первая космическая - Сергей Буркатовский Страница 24

Командир в шлюзе увлеченно работал отверткой — не электрической, обычной ручной. Он-то воспринимал все как должное. Русские всегда готовы идти на жертвы. Ради чего? В данном случае — особенно? Русскую экономику эта станция не поднимает, скорее наоборот, выкачивает из нее средства. Наука? Для науки орбитальные телескопы, автоматические станции, да те же луноходы — нормальные, умные луноходы, а не это тупое чудо — значительно полезнее. Остается престиж. Наверное, русским очень важно, чтобы их считали ровней тем же американцам. Смысла в этом итальянец не видел. Америка, хотя и сдала позиции в последние десять лет, все еще превосходила русских раз в пять. И достигала тех целей, для которых русским приходилось выкладываться на все двести процентов, играючи и не особо напрягаясь. Надо будет спросить Сергея об этом. Итальянец кликнул по следующему вэйпойнту.

— Шабаш! — Пьетро оглянулся. Третьяков стоял за спиной, подбрасывая отвертку. Та успевала крутануться в воздухе раз пять, прежде чем широкая ладонь русского плотно и четко подхватывала ее на лету. Вообще подбрасывать разные разности на Луне было здорово — несколько первых суток после прибытия на базу они жонглировали всем, что попадало под руку, — от антоновок из продуктового набора до гаечных ключей и тех же отверток. Пьетро остановился на двенадцати яблоках, а больше не вышло — с каждым днем яблок становилось на два меньше, пока не слопали все. А следующая порция ожидалась только днем, через две недели по земному счету.

— Устал?

— Не очень. Точнее сказать, совсем не устал, просто все очень монотонно.

— Это точно, — командир ухнул спиной в гамак, в движении закинув отвертку в ящик, — дурной работы у нас завались. Но ты молодец — сколько ты уже проверил? Метров пятьсот?

— Шестьсот… тридцать. Еще триста метров осталось. Я думаю, за сегодня все закончу.

— Прервись на час. А то внимание притупляется. И какого черта они до сих пор программу для этого катафалка не отладили? Надоело уже, в самом-то деле.

Пьетро немного опешил — настолько его мысли совпали с мыслями Сергея.

— Вообще-то я слышал, — похоже, появился шанс немного потрепать языками, — что такие программы уже давно есть. И даже на боевых роботах…

— Угу, есть. Только не про нашу честь.

— Это поговорка?

— Она самая, — Третьяков потянулся за термосом, — означает то, что где-то есть что-то хорошее, но тебе это самое что-то хорошее не дают. По тем или иным причинам.

— А по каким?

— Об этом поговорка умалчивает. Может быть, просто-напросто денег не хватило, как это у нас обычно и случается.

— Странно. По-моему, нормальный компьютер для такой маленькой машины намного дешевле, чем все это. — Пьетро обвел рукой станцию, но подразумевал он, ясное дело, и всю базу, и даже орбитальную станцию, находившуюся сейчас где-то над невидимым с Земли полушарием. — Вы потратили массу денег… А в результате из-за таких мелочей используете все эти деньги не так эффективно, как могли бы.

— Наша старая беда, — Сергей скривился, — главное делаем, а про мелочи либо забываем, либо руки не доходят. Видимо, просто сил не хватает. Нас же мало, Пьетро, а после девяностых стало еще меньше.

— Вас — это русских?

— И русских тоже. Но я про тех, кто умеет делать что-то такое… необычное. Сложное. Программы, компьютеры, самолеты… космические корабли, наконец. И летать на них. Знаешь, сколько народу ушло из космоса в торговлю?

— Наверное, много. Но ведь у вас до того, при коммунизме, был голод?

— Да не то чтобы голод… Скорее бардак. Беспорядок. Несогласованность. В магазинах ничего не было — но в холодильниках, в смысле — у людей, в семьях, было все.

— Вы странные.

— Странные, да. Рвемся к великим свершениям — а на мелочи времени и сил не хватает. Что тогда, что сейчас.

— Так может быть, заняться сначала мелочами? Я не предлагаю отказаться от космоса, — быстро-быстро поправился Пьетро, увидев напрягшиеся желваки на лице Сергея, — просто… идти маленькими шажками, постепенно…

— Пробовали, — тон Третьякова не изменился, то ли он совладал с собой, то ли действительно воспринял предложение как должное, возможно, и сам об этом думал, — не получилось. Я же конец Союза хорошо помню. Думали — вот, покончим с коммунизмом, разоружимся… Заводы-пароходы «эффективным частным собственникам» раздадим… Космос до кучи свернули, с «Бураном», с «Энергией»… А жить лучше не стали. Кое-кто, конечно, обогатился, даже много таких — я не про абрамовичей всяких, я про тех, кто машину хорошую купил, в Турцию-Египет катается летом. Или на Канары. Но большинству-то хуже стало. Причем как раз тому большинству, которое что-то новое делает, интересное. От токаря до академика.

— Но ведь у вас не было свободы?

— Может, и не было. Но знаешь — как-то не чувствовалось. Зато и другого не было, много чего. Войн этих… Впрочем — не хочу я про политику. Про нее лучше под водку беседовать, помнишь?

— Конечно.

— Просто — отец рассказывал. В пятьдесят седьмом, как спутник запустили, в шестьдесят первом, как Гагарин полетел, — жили все лучше и лучше. Потом, когда лунную программу прикрыли, — как запнулись. Стали потихоньку в болото погружаться. А после этого — и страна, и космос одновременно накрылись. Такая безнадега…

— Безнадега — это значит без надежды. Мне когда предложили заявление в Отряд подать, в десятом, — я даже не поверил сразу. Кризис тогда был.

— Я помню. У меня тогда тоже проблемы были — пришлось тему работ сменить. Правда, теперь не жалею. Если бы не сменил — я бы сюда крен попал. Я правильно говорю? Крен?

Сергей выпучил глаза, пытаясь понять, при чем здесь крен, потом вспомнил, что с главной русской народной буквой у итальянца проблемы, усмехнулся.

— Правильно. Есть еще варианты — но и «хрен» вполне подойдет. Так вот, не знаю, что тут первично — то ли если страна в порядке, то и в космосе все хорошо, то ли наоборот — люди видят, что кто-то большое дело делает, и у них тоже все как-то веселее получается… В общем, что тут курица, что яйцо — не разберешь сразу. Но связь прямая. По крайней мере, у нас. Есть космос — все хорошо. Нету — пиши пропало.

— Я тебя понимаю — но все равно мне как-то странно. У нас все по-другому. Каждый делает свое маленькое дело, а на такие… глобальные вещи смотрят, как на спорт. Как на футбол. Главное — чтобы у тебя, у твоей семьи все было в достатке. А из этих маленьких достатков складывается один большой. Но вы, наверное, действительно другие.

— Не знаю. Нам, знаешь ли, тоже достаток в семье важен. Но вот только не получается этого достатка без больших дел, хоть ты тресни… А, так вот, про десятый год. Кризис, жуть. Приезжаю я, уже с первичной комиссии, обратно в Буденновск, даже не радостный — а пораженный. Удивленный. Я уже и забыть успел, что в детстве, как и многие пацаны, мечтал в космос полететь. Ребята встречают — как, что… Ну, я сказал.