Щепки плахи, осколки секиры - Николай Чадович Страница 24

В настоящий момент он был занят делом, недостойным мужчины, а тем более бывшего егеря. Левой рукой сжимая женщине горло, он правой тыкал ей в лицо горящей свечкой. По всему было видно, что это доставляет Басурманову определенное удовольствие.

— Я извиняюсь, — Смыков деликатно похлопал изверга по плечу. — У вас представление об уголовном кодексе имеется?

— Слушал лекции, когда на курсах был, — обернувшись, ошалело ответил Басурманов. — Шестимесячных…

— Тогда вы должны знать, что подобные действия носят характер истязаний с нанесением тяжких… Ну-ка, дайте взглянуть… — Смыков наклонился над враз умолкнувшей женщиной. — Нет, менее тяжких телесных повреждений. Нехорошо-о…

Не выпуская свечки из рук, Басурманов встал. Глаза его сверкали, словно у кота, сожравшего любимую канарейку хозяйки и уже начавшего осознавать, какая кара за это может грозить. Судя по нижним деталям его гардероба, спущенным ниже колен, Басурманов запятнал себя не одними только истязаниями.

— Нда-а, — Смыков критически осмотрел фигуру своего визави. — Да тут еще и изнасилованием попахивает. Полный букет.

— По согласию мы… — промычал Басурманов. — Полюбовно…

— Врешь, мразь! — Левка, которого никак нельзя было назвать агрессивным по природе, не удержался и заехал Басурманову рукояткой пистолета в скулу — неловко, зато от души.

— Увы, — развел руками Смыков. — Поведение жертвы опровергает ваше заявление. Как и многие другие неоспоримые улики. Состав преступления налицо… А вас, товарищ Цыпф, я на первый раз предупреждаю. Нечего руки распускать. Закон должен быть беспристрастен. Сейчас допросим потерпевшую и вынесем приговорчик. Проводить прения сторон считаю нецелесообразным.

Однако потерпевшей давно и след простыл — до смерти перепуганная будетляндка посчитала за лучшее смыться от греха подальше. Впрочем, Смыкова это не обескуражило. Основываясь только на одних свидетельских показаниях (своих и Цыпфа), он в течение двух минут приговорил Басурманова к исключительной мере наказания — расстрелу. Но, впрочем, без конфискации. Поскольку подавать апелляцию было некому, приговор предлагалось привести в исполнение немедленно.

Достав из внутреннего кармана куртки карандаш, Смыков прослюнявил его и принялся рисовать на лбу Басурманова аккуратную точку.

При этом он не переставал будничным тоном рассуждать:

— Не надо нам никакой самодеятельности… Привыкли, понимаешь, к самосудам… Вот сюда будете целиться, товарищ Цыпф… Чтоб не мучился человек… Кстати, вы верующий?

— Крещен был, да отрекся! — Басурманов рухнул на колени. — Грех на мне…

— Тогда свечку мне отдайте. Не понадобится она вам.

— Пощадите! — взвыл Басурманов. — Христом Богом молю! Исправлюсь! Не повторится больше! Осознал!

— Ну даже не знаю… — Смыков как будто заколебался. — Вину вашу загладить невозможно…

— А облегчить? — с надеждой возопил Басурманов.

— Ладно, такая возможность вам предоставится, — неохотно согласился Смыков. — Хотя лично я ничего не обещаю… Приведение приговора в исполнение откладывается в связи с дополнительно открывшимися обстоятельствами. Окончательное решение примет суд высшей инстанции. Такая формулировка вас устраивает?

— Всенепременно! — возликовал Басурманов.

— Тогда ведите нас к своим приятелям. Но не напрямик, конечно. Нам их стороночкой желательно обойти.

Басурманов вскочил и принялся натягивать штаны, в нынешнем своем состоянии не дававшие ему и шага ступить.

— Все-все-все! — остановил его Смыков. — Мотню застегивать не обязательно. А ремешок мне презентуйте.

— Как же я… — недоуменно начал Басурманов.

— Ручками портки придерживайте, тогда не свалятся, — посоветовал Смыков. — Зато убегать вам будет неповадно. Стреноженный конь далеко не уйдет.

К лагерю будетляндцев Басурманов двинулся под прицелом двух пистолетных стволов. Почти сразу началась неизбежная для Синьки чертовщина — пятно света, тусклое, как далекая галактика, стало приближаться с неимоверной быстротой. Долгий и путаный путь, которым они добирались сюда, обернулся прямой, как стрела, тропой. Уже через сотню шагов Цыпф, благодаря очкам имевший преимущество в зрении, сумел различить кольцо живых шандалов.

Сделав небольшой крюк, они подошли к лагерю так, чтобы оказаться прямо напротив группы Зяблика, таившейся где-то во мраке. Ориентиром служила весьма эффектного вида будетлянка, которую Цыпф приметил еще в первый раз. Правда, тогда она стояла к нему не задом, а передом, но ошибиться все равно было невозможно.

— Вам, братец мой, не икается? — поинтересовался Смыков у Цыпфа.

— Нет…

— И уши не горят?

— Наоборот, холодные. — Цыпф не поленился потрогать свое левое ухо. — А что такое?

— Представляете, как нас сейчас Зяблик костерит? Во всех смертных грехах, наверное, обвиняет, начиная от дезертирства и кончая переходом в каинизм.

— Это уж точно, — согласился Цыпф. — Ну тогда давайте поскорее начинать… Ближе подходить не будем?

— Надо бы, да боюсь, что бабы линию огня перекроют… — Смыкова почти не было видно в темноте, однако блики света играли на вороненом стволе, придирчиво выбиравшем первую цель. — Все, начали…

Выстрелы ударили звонкой оглушительной очередью — бац! бац! бац! — словно шло состязание на скорость стрельбы… Цыпф открыл огонь с запозданием и еще продолжал опустошать первый магазин, когда Смыков уже начал второй.

Женщины бросились врассыпную еще в самом начале канонады, однако оброненные свечи продолжали гореть и давали достаточно света.

Бандиты вскочили — правда, уже не все, — и их дальнейшие действия не носили осмысленного характера. Сказывалось отсутствие опыта, да и командир, похоже, оказался не на высоте положения (как впоследствии выяснилось, обстоятельством, оправдывающим его бездействие, было пулевое попадание в левую сторону груди, в других обстоятельствах, безусловно, фатальное).

Смыков и Цыпф продолжали засыпать своих противников пулями, а в ответ получили всего один нестройный залп. Еще несколько бандитов осели кулем, и тогда остальные, следуя уже не тактическим соображениям, а инстинкту самосохранения, бросились наутек.

Разминуться с Зябликом и Веркой им было просто невозможно (безоружного Эрикса, а тем более Лилечку в расчет можно было не брать). Два ствола против дюжины. Да еще в ближнем бою, в беспорядочной свалке. Нет, что ни говори, а в авантюризме Зяблику отказать было нельзя.

— Вперед! За ними! — скомандовал Смыков. — Только свечку прихватите, а то не разберешь там, кто свой, а кто чужой.

— А как же этот? — Цыпф кивнул на Басурманова, со страха опять уронившего штаны.

— Да куда он денется! — махнул рукой Смыков. — А если и денется, то скатертью дорога…