Каратель - Иван Тропов Страница 24

Правда, у них прострелены головы… Не понимаю, как она могла управлять ими, даже если их тела каким-то чудом ожили… Но я не понимаю и того, каким образом их тела ожили. Однако мальчишка смог раскидать землю и проползти несколько шагов. Так почему я так уверен, что она не может ими управлять, несмотря на пробитые пулями головы?

Руку простреливало все сильнее. Мне хотелось бросить пистолет, металл словно кусался разрядами тока.

Стиснув зубы, я сделал шаг вперед и опять замер. Снова обратился в слух. Если они и были поблизости, я их не слышал. И не чувствовал. Предчувствие молчало.

Молчало – или просто пропало?.. Я так привык ему доверять, но что, если Старик был прав и это просто мое самовнушение? А на самом деле просто стечение случайностей. Обычно удачное, но теперь удача кончилась…

Я все-таки заставил себя шагнуть дальше – и тут же встал. На черной земле что-то белело. А запах мертвечины был так силен, что воздух казался густым. Здесь гниль проела тело насквозь – почти жидкая мешанина бурого, черного, синеватого, каких-то нитей…

Потом я понял, что это волосы, осколки костей и комки застывшей крови и плоти. Простреленная голова. Блондина.

Я повел фонарем дальше. Спина, а под ней край ямы. Он выбрался из ямы лишь наполовину.

У чертовой суки кончились силы? Или даже ее черного дара не хватило на то, чтобы управлять телом, лишившимся головного мозга? Или…

Пистолет колол кожу, но я крепче сжал рукоять. Или это ловушка? Потому что сил у нее в самом деле немного, да и трупы едва ли способны двигаться слишком уж активно. Вот и остается ей только хитрить. Заманить поближе…

Третий. Кавказец. Он был самый сильный. Может быть, и после смерти в нем осталось больше жизни? Он должен быть в самом низу ямы. Если блондин не смог вылезти из нее, то кавказец и подавно. Но…

Было что-то странное в его позе. Я заставил себя отстраниться от мысли, что с простреленной головой даже трупы не могут двигаться, – эта мысль склинивала остальные, ловила мой ум в капкан, и пока я отбросил ее. Но даже при том что голова была прострелена, было что-то неправильное в том, как он пытался вылезти из ямы… Руки. Его руки были бессильно вытянуты вдоль тела. Не вперед, чтобы зацепиться ими за землю перед собой, чтобы ползти дальше, а вдоль тела, будто он пытался зацепиться за край ямы и воспротивиться силе, что вытаскивала его оттуда.

Или сам затаскивал свое тело обратно в яму. Чтобы все выглядело так, что он оттуда так и не выбрался. Только про его руки чертова сука забыла. У них не осталось глаз, она не могла смотреть их глазами – вот и забыла, в каком положении оставила его руки…

Запах был чудовищный, и первый раз я был рад, что туман глотал свет фонаря, не давая рассмотреть мелочей. Я не хотел разглядывать эту простреленную голову, две недели пролежавшую в земле меж двух других тел.

Я ткнул его носком в плечо, ощутил мерзкую податливость распадающейся плоти. Он не шелохнулся.

Бочком я двинулся дальше, мимо него. Косясь, не нырнет ли его рука, сейчас такая бессильная, ко мне. Краем глаза заглянул в яму под его согнутыми ногами.

Кавказец был там. Лежал так, как его и бросили туда Гош с Виктором.

Не спуская луч фонаря с трупа блондина, я отступил на шаг. Помедлил несколько секунд, но ничего не происходило. Ничего.

С чего я взял, что она сделала это нынешней ночью?

Две недели назад она сделала это. Когда мы уехали, она пришла в себя, и трупы были еще свежие. Еще не все клетки были мертвы. А простреленные головы… Если она может залезать в голову – как-то влиять на нейроны мозга, то почему она не могла попытаться действовать на похожие нейроны в мышцах, заставить мышцы сокращаться напрямую, без нервных импульсов от мозга?.. Нервные клетки, они же похожие.

Похожие, да все же разные. Старик говорил, что так – вздергивая по отдельной мышце, влияя на отдельные клетки, – могут только жабы.

Руку кололо ужасно, я сунул пистолет в карман. Сразу не отпустил, ожидая, не случится ли чего-то теперь. Но секунды ползли, боль в руке нарастала, а ничего не происходило. Я разжал пальцы, дал Курносому провалиться в глубину кармана и вытащил руку.

Да, две недели назад. Кое-что это объясняет… Кроме самого главного. Старик не знал, что некоторые чертовы суки умеют то же, что и жабы.

Рукавом плаща я зажал нос. Еще раз обвел фонарем тела. И пошел, засеменил, побежал прочь.

Только у ворот гаража я остановился, выдохнул до предела и втянул полную грудь воздуха. Свежего, чистого осеннего воздуха. Десять минут назад воздух здесь казался мне смрадным, но теперь этот воздух был чист и сладок.

Чертова сука… Надо же… Никогда бы не подумал, что она на такое способна…

Хорошо, что в телах оказалось слишком мало жизни. А если бы она дотащила одного из них до дома? До подвала? Заставила бы выбить задвижку из крышки погреба?..

По вискам мазнуло холодком, я собрался, стянулся в твердый комок, выгоняя непрошеное касание, но оно уже само убралось. Вот и приветствие. Все-таки спала, только проснулась? Помяни черта, он и явится…

Она снова затаилась, словно пропала.

Я двинулся к дому, потом вспомнил про пакет с едой и вернулся к машине.

В доме было тепло. Луч фонаря вдруг стал ярким и длинным, уперся в дальнюю стену, рассеялся, осветив прихожую.

Туман хлынул вслед за мной сырой, холодной волной, протягиваясь мутными белесыми языками, я скорее захлопнул дверь. Мне хотелось сохранить в доме сухой прозрачный воздух. Здесь сразу стало легче, будто сбросил тяжелую ношу.

Где-то вдалеке загремела цепь, щелкнул выключатель, и далеко впереди, почти на другом конце дома, у главного входа, высветился дверной проем.

Задний корпус дома когда-то использовался для праздников. Три комнаты шли анфиладой – если можно назвать комнатами эти большие помещения. Та, что сейчас была ближе всего ко мне, – игровая, наверно. Дальше совсем уж огромный зал, видимо для танцев. По ту его сторону парадная столовая.

Дальше холл, между лестницей и главным входом. Именно там горел свет, освещая сквозь распахнутые двойные двери парадную столовую, бросая отблески сквозь зал, через третью комнату до самых моих ног. Я выключил фонарь и стал отирать ботинки о входной коврик. Особенно тщательно носки.

Снова звякнула цепь – и в далеком светящемся проеме появилась Диана.

– Мой господин, – приветствовала она с улыбкой, оставаясь в дверях.

Цепь не пускала ее дальше. Хотя нет, метров десять она еще могла бы выбрать… если бы хотела.

Она сладко потянулась, и свет сквозь тонкий шелк обрисовал ее фигурку. Тонкая и грациозная, как кошка.

Кошка… Тигры тоже кажутся милыми кошками, только издали и пока они видят твое лицо. Но повернись к ним спиной – и узнаешь, что это за милые кошечки…

Конец ознакомительного фрагмента