Щит Королевы - Наталия Подлесная Страница 24

– Иди сюда скорее, – вполголоса позвал меня муж. – Только не спугни!

Я подошла, стараясь ступать как можно тише, и присела на низенькую скамеечку.

– Вот, сюрприз тебе приготовил. – Вьорк на ощупь нашел мое плечо. Его ладонь, занесенная над горошиной, чуть дрогнула.

– Вьорк, смотри же под ноги! – Рядом со мной внезапно раздался голос молодой гномихи, мягкий и мелодичный.

Ашшарат всеблагая! Я оказалась в Саду!

Растерянно оглядевшись, я обнаружила, что Сад какой-то не такой. Вроде и наш, знакомый, и в то же время…

По дорожке неторопливо прогуливалась королева – именно королева, я это сразу поняла. Молодая и красивая, в ярко-желтой шали, концы которой с изящной небрежностью были перекинуты за спину. Совсем маленький гномик в симпатичном кафтанчике цвета увядших листьев и зеленых башмачках явно только недавно научился ходить. Но при этом держался с большим достоинством, и я поймала себя на мысли, что еще неизвестно, кто кого ведет – королева сына или же он свою маму.

Вьорк чуть сжал свою руку на моем плече. Как я сразу не догадалась! Волшебная горошина! Я по-прежнему сижу у Вьорка в спальне, а вижу и слышу…

Так вот оно что! Я попала в детство Вьорка!

– Хочешь пойти к няне на руки?

Из-за куста шиповника, поддерживая рукой длинную юбку, к гномику кинулась пожилая няня.

– Вьорк, не шали!

В ту же секунду гномик бросился навстречу няне, споткнулся и со всего маху врезался в куст. Обе женщины кинулись к ребенку.

И тут гномик заорал. Ого! Прозвище Трубе наверняка дали еще в далеком детстве.

Не доверяя няне, мать подхватила малыша на руки, и тот мгновенно успокоился.

– Сколько раз я тебе говорил, не таскай Вьорка на руках! Он уже тяжелый! А главное, взрослый!

Если бы я не знала, что Вьорк – тот самый маленький гномик, то решила бы, что именно он сейчас появился в Саду. Отец Вьорка подошел к матери, и мне показалось что он собирается… ну, скажем, хлопнуть ее пониже спины. Та шутливо увернулась, несмотря на немалый вес сынишки.

– Дай его мне. Вьорк, иди к папе. – Няня что-то неодобрительно проворчала. – Тетушка Ситта, мы сами с ним погуляем.

Вдруг все переменилось: я повисла где-то под потолком Чертога. Внизу творилось что-то невообразимое: песни, пляски, речи… Счастливые король и королева. Вьорк, подросший и, видно, впервые допущенный на настоящий «взрослый» пир. Здравицы… гулянье… Фейерверк прямо в зале…

От следующей картины у меня захватило дух: я вдруг оказалась высоко-высоко в горах. Внизу проплывали клочья облаков (или это был туман?). А еще ниже, в залитой солнцем долине, строились в боевые порядки гномы в доспехах и шлемах, с мечами в руках. Начищенные наконечники копий блестели, там и сям виднелись боевые штандарты. Отразившись от чьего-то щита, солнечный луч резанул мне по глазам.

– Вьорк! А что это за битва?

Мой вопрос повис в воздухе. Муж настолько погрузился в воспоминания, что даже не услышал меня. А я не стала настаивать.

Было еще много-много картин – рождение Терлеста, еще совсем молодой Вьорк учит маленького Крадира читать, они втроем отплясывают на каком-то празднике… Мне кажется, я уснула, не досмотрев чудесные картинки до конца.

– О Крондорн, о Крондорн, о Крондорн, ты самый великий и могучий бог!

Храм Прозрения постепенно пустел.

О человечьих храмах Фиона рассказывала совсем уж смешные вещи. Якобы люди очень часто собираются там на совместную молитву, но каждый просит бога о своем. Представляю себе: соберется человек сто, и все наперебой меня о чем-то просят. Одновременно. Не знаю, как их боги такое терпят, а я бы за это убил.

У нас гномы приходят к Крондорну сообща только для того, чтобы дважды не повторять одно и то же. Если бы за спасение Вьорка каждый благодарил, когда у него найдется для этого время, думаю, Крондорн зарекся бы нас спасать.

Как Щиту королевы мне стоило бы поблагодарить Крондорна и за то, что она не осталась вдовой. Фиона так и не поняла, почему на пороге смерти Вьорк решил вдруг столкнуть лбами своих сыновей. А ведь все просто: стань Терлест королем, одному богу известно, как он поступил бы с Фионой. Мог бы ведь на Нельда и не посмотреть…

Однако до коронации должна пройти хотя бы неделя траура. Эта неделя и Око Роракса в руках Крадира были залогом того, что королева благополучно покинет Хор-верк.

Теперь же Терлест и Крадир были друг с другом любезны лишь на людях, а в остальное время наследник предпочитал брата не замечать.

Забавно, что я подумал: «на людях». Обычно мы говорим по-другому: «ани-ларт», «перед лицом рода».

Путь к покоям Фионы лежал направо. Но я свернул к лестнице наверх.

Еще батюшка Вьорка, будучи главой клана Чертога, заставил колдунов как следует поработать, облегчая нам жизнь. Никто не принуждал меня карабкаться по лестнице – такой узкой, как будто ее прокладывали енн'ар. Стоило в нужном месте коснуться стены…

Но я потащился пешком. Было что-то волшебное в том, как ступенька сменяется ступенькой, медленно приближая меня к солнцу, небу, хрустальному горному воз-духу, которым почти невозможно дышать.

Ко всему, без чего гномы превосходно обходились и будут обходиться еще много столетий.

Винтовая лестница выбросила меня на узкий, огороженный каменной балюстрадой балкон. Мы иногда приходим в такие места побыть в одиночестве и подумать над тем, что Хорверк – еще не весь мир.

Интересно, что сказали бы про это люди, считающие гномов исключительно приземленными – во всех смыслах этого слова – созданиями?

В последнее время я часто смотрел на Хорверк глазами людей. Вернее, глазами одного человека.

Сцена у постели Вьорка оставила у меня примерно такое же ощущение, какое бывает, когда касаешься трухлявого гриба. Ощущение разочарования. Обмана.

Фиона-спасительница! Я невольно хмыкнул.

Вьорку зачем-то понадобилось приписать свое спасение именно ей. И Крадир, а главное, Беххарт его в этом поддержали. Подозреваю, вопреки желаниям Терлеста (впрочем, надеюсь, ближайшие пару сотен лет его желания мало кого будут волновать, кроме гномов его клана).

Но Фиона – что заставило ее согласиться на ложь?! Почему было честно не сказать, кому пришла в голову идея избавить короля от гвизармы? Гномы, конечно, тщеславны, но это не мешает нам радоваться успехам других.

Вчера я спросил об этом Даларха, но брат был обескуражен не меньше меня. Клялся, что в комнате с Вьорком не осталось никого – иначе Щитам и в голову не пришло бы покинуть короля в такой момент.

Горы равнодушно смотрели на маленькое черное пятнышко на одном из белоснежных склонов, любуясь собой и позволяя ему ими любоваться. А я, щуря слезящиеся от невыносимо яркого снега глаза, старался на них не смотреть.