Три королевских слова - Агата Бариста Страница 24

Никогда не считала себя праведницей, но сейчас было не до диспутов о человеческой природе. Я послушно изобразила плечами жест, который подтверждал: «Да, я правдивая девочка».

— Ты ведь хочешь… быть со мной?

Я кивнула.

— Скажи это вслух, пожалуйста.

— Хочу… хочу быть с тобой… — сказала я с запинкой.

— Тогда… — Мартин слабо улыбнулся. — Попытка номер два… — Он снова потянулся ко мне.

Едва он коснулся моих губ, все повторилось. Неведомая сила вновь отшвырнула Мартина от меня, я вновь услышала древнеегипетский… судя по всему, еще более древний и еще более египетский.

— Что же это такое? — в смятении воскликнула я. — Это не я, честное слово! Я не знаю, что это было!

— Я уже понял. — Мартин оторвался от стены, поморщившись, потрогал правое плечо, потом с такой же болезненной гримасой завел руку за спину. — Черт, приложило-то меня как…

— Прости меня, прости… — залепетала я.

Мартин сказал — с какой-то усталой безнадежностью:

— Да не за что тебя прощать. Просто у тебя слишком здоровые инстинкты… Очень жаль. Очень. Правда.

Фразу про инстинкты я не поняла и с надеждой спросила:

— И что же нам теперь делать?

Честно говоря, я ждала, что Мартин — обычно такой уверенный в себе, полный таинственных сил, — сию же минуту, как фокусник, вынет из шляпы объяснение произошедшему и тотчас найдет решение, и все снова будет прекрасно.

Но Мартин оставался холоден и хмур.

— Думаю, мне надо уйти. Я сейчас понял, что кофе на ночь может быть очень вреден для здоровья. Спокойной ночи, Данимира. Иди спать.

Мартин начал спускаться по ступеням.

Его сухое «иди спать» царапнуло сердце.

«Ступай в монастырь, Офелия».

Я метнулась за ним.

— Мартин, стой!

Он остановился, повернулся и взглянул на меня снизу вверх.

— Все очень плохо, Данимира, — вымолвил он. — Дело дрянь.

Я остановила его, чтобы сказать о том, что не надо отчаиваться, что это недоразумение разъяснится и что мы будем вместе, несмотря ни на что, но, когда я услышала это, слова застряли у меня в горле.

В оцепенении я слушала звук его удаляющихся шагов и, только когда он был уже на полпути вниз, перегнулась через перила.

— Это сглаз… или еще какая гадость… подожди немного… — умоляюще лепетала я в черный пролет. — Я разберусь… Я все исправлю! Нам просто надо больше времени…

И тогда снизу, из темноты, до меня донеслись слова:

— А времени у нас нет, Данимира… совсем нет времени…

Хлопнула входная дверь, и наступила тишина.

Я опустилась на ступеньки и просидела, вцепившись в холодное железо ограждения, долгое время — без малейшей мысли. Потом внизу снова хлопнула входная дверь. Сердце в надежде вздрогнуло, но я услышала собачье повизгивание, энергичный цокот когтей по камню и поняла, что это Ирина Ивановна, соседка с третьего этажа, вернулась с прогулки со своей дворнягой Жулей.

Жизнерадостная Жуля могла меня учуять и рвануть со всех сил здороваться. И тогда мне бы пришлось вести светские беседы с общительной Ириной Ивановной, а сил не было никаких.

С усилием я встала и поплелась в квартиру.

В прихожей я рухнула на банкетку.

Снежинка вышла встречать меня с хвостом, поднятым трубой. Она соскучилась и была рада меня видеть.

— Снежа, ты нужна мне как фамильяр, — прошелестела я ей.

Мордочка Снежинки обрела деловитое выражение. Кошечка вспрыгнула на тумбочку, села, обвив хвостом лапки, и всем своим видом выразила полную готовность к несению службы.

— Посмотри на меня внимательно, Снежа. Нет ли на мне проклятия? Порчи, сглаза или чего-нибудь подобного? Может, венец безбрачия? Отворот какой-нибудь дурацкий? Или что там еще бывает… я в этом не разбираюсь. В общем, ищи чужое колдовство.

Снежинка нахмурилась.

— В прихожей диагностику не производят, — строго сказала она. — Это серьезная процедура. Нужно побольше пространства. Ступай в комнату, ведьма Данимира. Возьми стул, поставь его на середину комнаты, садись, а я погляжу.

Я села на стул.

— Что надо делать?

— Ничего. Сиди молча и думай о хорошем.

Горькая усмешка появилась на моих губах, но развивать тему дальше я не стала.

Снежинка принялась ходить вокруг меня, тереться об ноги, запрыгивать на колени, один раз обняла лапами за шею и застыла так на несколько минут. Потом спрыгнула и принялась вновь водить свои таинственные хороводы.

По окончании диагностики Снежинка сообщила, что сглаза на мне нет. Также нет никакой порчи и прочих колдовских пакостей.

— И венца этого ужасного нет?

— И венца безбрачия тоже нет. Да я бы и раньше заметила — и венец, и сглаз, и порчу… Ничего чужого на тебе нет.

— Но ведь что-то должно быть… Слушай, а что-нибудь такое… более серьезное… заговоренная кровь, например? Порча ауры? Или родовое проклятие? Что-то более тяжелое, чем порча? Ты на такое проверяла?

Тут Снежинка замялась.

— Есть проклятия, которые так просто не распознать. А я еще только учусь. И потом, если проклятие родовое, то оно чужой магией не выглядит — оно же свое, родное. Я могу проконсультироваться по Катнету, но мне кажется, тебе надо поговорить с родителями. Я один раз случайно услышала, что Андрей Сергеевич и Илария Александровна хотели рассказать что-то важное, но только после твоего восемнадцатилетия. Подробностей я не запомнила — маленькая тогда еще была. Может быть, то, что они хотят сообщить, имеет отношение к твоему вопросу… А что случилось? На тебе чужой запах, кстати, очень странный…

Мне снова стало больно.

— Не спрашивай меня ни о чем, Снежа. Я сейчас не могу об этом рассказывать.

До дня рождения оставалось около двух недель. Из-за последнего экзамена я должна была задержаться в Петербурге, но через пару дней уже могла бы уехать в Оленегорск. Оттуда я планировала отправиться в Екатеринбург и уже заказала билеты — и на поезд, и на самолет.

— Давай я сначала с родителями поговорю, тогда наверняка все прояснится. А пока я лучше про экзамены подумаю.

Смирение, думала я, стиснув зубы. Из всех искусств наиважнейшим для нас сейчас является искусство быть смирным.

День своего рождения я собиралась по-тихому провести дома. Если честно, то желания отмечать не было вообще, но накануне Снежинка рассказала, что Лева передал ей по Катнету стихи, написанные в честь моего восемнадцатилетия.

Я прониклась и затрепетала.

Было решено устроить скромную пирушку, во время которой Снежинка зачитает Левино творение, а я за это угощу ее запретными плодами — рыбными консервами и каплей валериановой настойки в блюдечке с водой.