Пес войны и боль мира - Майкл Муркок Страница 25

— Вы неуемны, как терьер, Григорий Петрович.

— Мы, казаки, славимся своим темпераментом, капитан. Мы свободные люди, и ценим свою свободу.

— Вы выбрали меня своим господином?

— Можно послужить и вам, — задумался он. — Вам или кому-нибудь еще. Подойдет вам такой ответ, капитан?

— О, я не думаю, что был бы против, — ответил я.

Но что он решит, спрашивал я себя, если узнает, что я служу делу Сатаны?

На самом же деле я преследовал совершенно иную цель. Меня не покидала надежда, что рано или поздно я соединюсь со своей возлюбленной Сабриной. Ведьма она или нет, но она была первой женщиной, которую я полюбил так сильно, как, я думал, вообще можно любить. Думая о том, чем могут закончиться мои поиски, я терял свой здоровый оптимизм. Если Люцифер говорил о судьбе мира, о Небе и Аде, то я не мог подняться выше обыкновенного чувства — любви. Я понимал, но сделать с собой не мог ничего.

На следующее утро мы достигли виселицы, на которой болталось шесть трупов. Мертвецы были одеты в черное, и на суставах у них запеклась кровь. Это означало, что их сначала пытали и выламывали конечности, прежде чем повесить. В ногах одного из них я заметил деревянное распятие. Определить, к какому ордену принадлежали эти монахи, было практически невозможно, впрочем, это не имело особого значения. Важнее было то, что их ограбили, а потом убили. Неудивительно, что даже черные одеяния монахов не смогли защитить их в эти дни.

Проехав еще одну или две мили, мы добрались до монастыря. Часть его еще горела, и по какой-то причине трупы монахов и монахинь были вывешены на стенах, как это делают крестьяне, вывешивая на изгородях мертвых крыс, мышей и хорьков. За годы своей военной деятельности я повидал много проявлений подобного черного юмора. Теперь я сожалел, мне и самому приходилось заниматься подобными делами.

Как я и думал, Господь взял меня на заметку и заказал путь на Небо.

Достав на следующий день карту, чтобы справиться по ней, сколько еще пути впереди, я с облегчением обнаружил, что мы всего в нескольких часах езды от Аммендорфа.

У меня не было ни малейшего понятия, где можно отыскать Лесного Графа, Повелителя Охоты, но было бы славно знать, что первая половина поисков осталась позади.

Дорога вела нас по густому лесу, его земля была так густо покрыта замшелыми валунами и зарослями сочной осоки, что наши кони восприняли с энтузиазмом. Запах прелой листвы, влажной земли и зеленых побегов был настолько силен, что мне пришлось слегка прикрыть нос рукой. Сгущались сумерки, а мы, к сожалению, все еще скакали по лесу, постепенно поднимаясь на возвышенность. Когда мы достигли вершины, тьма сгустилась, и мы ничего не могли сделать, так как не видели, что лежит впереди, но мы все же рискнули спуститься по другой стороне холма.

Седенко начал беспокоиться. Он гораздо ближе принимал к сердцу мое приключение, чем я сам. Ему приходилось прилагать почти физические усилия, чтобы воздержаться от вопросов, на которые я, кстати, по определенным причинам, все равно не дал бы ясных ответов.

Заметив, что мы находились совсем недалеко от Аммендорфа, я попридержал коня и вернул моего попутчика к старому разговору.

— Знаете, Седенко, возможно, вы не сможете сопровождать меня в Аммендорф.

— Конечно, капитан. — Он открыто посмотрел мне в глаза. — Вы уже предупреждали меня об этом.

Его ответ обрадовал меня. Мы достигли широкой поляны, образующей вход в долину.

По мере приближения к Аммендорфу деревья стали редеть, а долина расширилась.

Выстроенный из темного обтесанного камня, город располагался у подножья коричневой, поросшей кустарником и мхом скалистой стены, и сам, казалось, переходил в скалы.

Ни одного дымка не поднималось над крытыми черепицей крышами, ни одной коровы не было на скотных дворах, дети не играли на улицах Аммендорфа, и не было видно ни одного человека в дверях и окнах.

Седенко первым остановил своего коня. Он ухватился за рукоять сабли, недоверчиво рассматривая черный город, раскинувшийся перед нами.

— Но он мертв, — проговорил он, — никто не живет здесь по меньшей мере уже сотню лет…

По приближению к Аммендорфу оказалось, что некоторые звуки из него все же раздавались. С крыш падала черепица, а тростник и дранка уже давно сгнили. Только массивные стены зданий были в сохранности.

Казалось, это место было покинуто внезапно. Зеленоватый свет падал и отражался от скальной стены, отчетливо были слышны удары регулярно падающих капель воды, а когда мы остановились, влажный грунт под нашими ногами просел — все это только усиливало впечатление опустошенности и запустения.

Седенко втянул в себя воздух и положил руку на эфес сабли.

— Кажется, здесь все пропитано ненавистью.

Значит ли это, спросил я себя, что Люцифер, послав меня в этот запустелый уголок, ошибся? Здесь не могло быть никого, кто указал бы мне путь к Лесному Графу, который, к тому же, мог давно уже мог умереть.

Седенко посмотрел на меня вопрошающе. Весь его вид говорил, что я, возможно, обманут.

День близился к завершению.

Я сказал Седенко:

— Я намерен заночевать здесь. Если вы намерены продолжить свой путь, я не стану вас задерживать.

Московит ухмыльнулся, потом коротко взглянул на меня и усмехнулся:

— Это может оказаться тем приключением, которое я давно ожидаю, — ответил он.

— Но оно может оказаться и не в вашем вкусе.

— Все, что вызывает острые ощущения, относится к приключениям, разве не так?

Я похлопал его по плечу.

— Такая компания меня вполне устраивает, казак. Я жалею лишь, что не встретился с вами в своих предыдущих предприятиях.

— Думается, я все же составляю вам компанию кое в каком предприятии.

Собственное будущее было для меня настолько загадочным и туманным, что я не мог дать ему конкретного ответа. Мы принялись обследовать дома один за другим. Пол в каждом в них потрескался от времени и порос бурьяном. В одном доме росло даже маленькое деревце. Все было влажным, мебель почти сгнила, а занавески рассыпались при малейшем прикосновении.

— Даже крысы покинули город. — Седенко вышел с кружкой вина из погреба. Он отпил глоток и сплюнул. — Сладкое.

И кинул кружку в пустой камин.

— Ну, — поинтересовался он, — какой из остатков этих домов мы сделаем нашим пристанищем на эту ночь?

Мы выбрали здание, которое, на наш взгляд, было местом собраний совета. В нем, более обширном и с большим количеством свежего воздуха, нежели в остальных, мы даже смогли в большом камине разжечь огонь.

С наступлением темноты мы завели коней в угол здания. Огонь, давший тепло и свет, оказался для нас очень кстати, и мы улеглись спать.