Змеи, драконы и родственники - Олег Угрюмов Страница 25

— Тебя в любом зоопарке примут как родного, — не удержался Гельс.

Жабодыщенко высунулся из-за спины Салонюка:

— Мабуть, ты фашиський прихвостень? — Тут он заглянул в глаза командиру, ища поддержки и одобрения. — Так я кажу, товарищ Салонюк?

Перукарникову пришлась по вкусу идея выяснить, кто таков незваный гость:

— По-нашему здорово чешешь, о нас кое-что знаешь, а на вид — одному черту известно, кто ты есть! Может, ты вообще вражеский шпион, переодетый в костюм… — Тут он запнулся, потому что не мог себе представить, что это за наряд на вражеском шпионе и на кой ляд он его напялил.

На помощь ему пришел Маметов, которому все как раз стало ясно:

— Чудо-Юдо, однако!

Гельс-Дрих-Энн оскорбился:

— Я не Чудо-Юдо, я Гельс-Дрих-Энн! И никакой я не вражеский шпион, а простой волшебник. Говорю на трех тысячах восьмистах пятнадцати языках и могу путешествовать по мирам и временам, поэтому меня каждая собака и каждый жильцутрик знает. Вот, к примеру, вы слышали сказку про Мурципайчик, где беспощадный злодей погибает от руки невинной принцессы?

Партизаны тревожно переглянулись и покачали головами. Физиономии у них были явно озадаченные.

Дракон заволновался:

— Ну как же? А историю про то, как добрый Язьдрембоп задушил своего дядю хвостом внучатой племянницы?

Все снова переглянулись, изобразив крайнюю степень непонимания.

— Ну тогда, может, вы помните изображение Фомы Вездесущего с вилами в правой руке и медным тазом — в левой?

Первым не выдержал все тот же Перукарников:

— Помню я Фому, не помню я Фому — а ты здесь при чем?

Гидра возликовала:

— Ну так он же на мне верхом сидит и бьет меня этим самым тазом по головам. В тысяча триста сорок втором году все разменные деньги выпустили с этим изображением, и они были в ходу вплоть до тысяча восемьсот семьдесят первого, а потом их изъял понтифик Сельжайский и заменил на привычные всем нам платиновые карточки какого-то там Утрастяпского банка.

Салонюк внимательно оглядел своих бойцов:

— Шо вин каже? Чи то я погано слухаю, чи то погано розумию?

Перукарников вспомнил, что лучшая защита — это нападение, и строго вопросил у гидры:

— Ты вот лучше расскажи, откуда ты взялся и почему у тебя три головы?

Гельс-Дрих-Энн охотно пустился в объяснения:

— Я не взялся, тут я тоже живу. А три головы у меня с самого рождения; почему именно три, а не другое число, наверняка не скажу. — Тут он стал что-то припоминать. — Вы про такую речку — Припять — слышали?

Подозрительный Перукарников прикинул, отвечать ли шпиону, но после недолгих колебаний все-таки признал:

— Положим, слышали, и что?

Дракон таинственным голосом:

— А то, что именно с теми местами связано происхождение моих трех голов.

— Это как такое может быть связано с обычной речкой?

Салонюк придержал Ивана за рукав:

— Погодь, хай розкаже.

Гельс-Дрих-Энн продолжил:

— Связано, конечно, не с самой речкой, а с теми местами, где обитали мои предки, — с болотами в районе Припяти. Там родилась моя прабабка, и у нее была одна голова, как у всех нормальных драконов, пока на землю не упала звезда Полынь.

Сидорчук заинтересовался:

— Яка зирка Полынь, що це за байка?

— Это не байка, — нравоучительным тоном произнес дракон, — это легенда, которую у нас в роду передают из поколения в поколение. Так как после того памятного события все мои родственники стали рождаться уже с тремя головами. С тех пор прошло очень много времени и многое изменилось, а я, так сказать, последний трехголовый из моего рода.

Перукарников — бывалый материалист, марксист и атеист — не мог оставить без внимания вопрос о ворожбе:

— Волшебник, говоришь, а как нам это доказать можешь?!

Головы о чем-то пошептались, и голова Дрих изрекла:

— Смотрите внимательно: сейчас у вас в отряде командует один Салонюк, а теперь… — Дракон произнес заклинание: — Баххара, мамара ютонта, мучачес! — И два Салонюка разбежались в стороны, тревожно оглядывая друг друга с ног до головы.

Бойцы недовольно зашумели: два Салонюка — это было уже чересчур.

Даже Перукарников испугался:

— Ладно, ладно, мы тебе верим, а теперь сделай все, как было!

Дрих пробурчал:

— Ты забыл сказать — пожалуйста.

— Трижды пожалуйста!

Голова Гельс тихо пожаловалась голове Энн:

— Эх, если бы не красотка Аферта и не долг перед обществом, эти троглодиты уже на все сто были бы моим завтраком.

Гельс-Дрих-Энн сделал легкий пасс лапами, и Салонюк вновь обрел свою индивидуальность. Он тяжело дышал и бросал на дракона грозные и одновременно обиженные взгляды.

— Надеюсь, — процедила гидра великосветским тоном, — мы уладили все формальности, официальная часть закончена и теперь можно переходить к делу?

Салонюк заволновался:

— Яке дило? Маметов все зрозумив и никогда не пиде в воду у чоботах, так я кажу, Маметов?!

Маметов утвердительно закивал.

Гельс-Дрих-Энн задумался о чем-то своем, будто красна девица в высоком тереме; голова Энн предложила остальным:

— Надо постановить, что они несъедобные, так будет лучше для дела — не отвлекает. Ставим на голосование. Кто за? Кто против? Кто воздержался? Воздержавшихся нет — принято единогласно.

Сидорчук выдвинулся вперед:

— До речи, це я кинув сапог, ось тоби хрест, бильше таке не повторыться!

Гидра медленно вылезла на берег, показавшись во всей своей красе. Партизаны тихо охнули. А Гельс-Дрих-Энн, оглянувшись на озеро, тяжко вздохнул. Голова Дрих тихо произнесла:

— Придется на пару недель куда-нибудь переселиться.

Гельс добавил:

— Надо не забыть всех предупредить, перед тем как исчезнем, чтобы сюда не лазили.

Энн времени зря не терял:

— Сделаем так.

По его велению на берегу через каждые двадцать метров замаячили щиты с надписью: «Водоем закрыт по техническим причинам. Купаться, ловить рыбу и пить воду строго воспрещается! За нарушение штраф — 18 баранов или 2 быка. С уважением, администрация пляжа. Подпись: Гельс-Дрих-Энн».

Перукарников удивился:

— Ото, как серьезно! То-то я смотрю, меня пробрало до костей. Маметов, ты что, снова портянки из сапог не вынимал?!

Гидра даже покачнулась, вцепившись когтями в берег.