Прими свою тень - Оксана Демченко Страница 25

В ухе ожил передатчик, рыкнул голосом одного из вожаков. Предложил принять правее, обследовать мелкие каналы, вспомогательные. Рой заторопился, двигаясь высокими длинными прыжками, взлетая с разбега на каждую подходящую скалу и озираясь окрест. У людей Релата теперь в моде картины волвеков-художников. Обманные и удивительные. Трудно ведь воспроизвести то, что доступно тебе, ориентируясь на чужой глаз, более примитивный, вырезающий в спектре узкий диапазон видимого света. Картины странные, человеки Хьёртта их критикуют. Говорят, слишком нарочитая красота. Они умные, сами понимают отчего. Тоже любят этот мир и уже научились всматриваться в него с теплотой. А вот люди Релата… Со скандалами добиваются права прилететь сюда. Самый модный отпуск – неделя на Хьёртте, в куполе первого города, с обязательным выездом на каменное плато Хиннра… Осмотр развалин Гнезда, где держали волвеков – еще подопытных и несвободных. Экскурсия к «Птенцу» – первому кораблю людей, севшему на Хьёртт.

Туристов не любят. За ними надо следить: неорганизованные, норовят геройствовать и делают глупости. Приходится их ублажать, выслушивать жалобы, сетования и вздохи разочарования. Где обещанная красота? Где сияние четырех лун, где сотни оттенков цвета, плетущих узор волшебной ночи? Где перламутровое небо полудня и радуга над каждым каналом? Все песочно-серое, тоскливое и негодное для жизни. Растения однообразные и чахлые. Кунги двигаются столь стремительно, что их нельзя рассмотреть. Хчелы всегда успевают спрятаться. Провожатый их видит, а гости – нет.

«Хьёртт – мир для глубоких и сложных отношений, а не для мимолетных капризов» – так сказал еще вожак Лайл. Планета неторопливо знакомится с гостем. Ищет контакта с сознанием. Роняет в душу крошечное, как росинка на пырее, зерно. И ждет всходов. Не нашли красоту, не смогли переступить через стереотипы – уезжайте. Зато если вы рассмотрите и полюбите Хьёртт, то навсегда. Даже зимние бури сочтете прекрасными.

Рой спрыгнул с очередной скалы и помчался вперед, уже не осматриваясь. Над одним из каналов он отчетливо увидел ослабление радуги. Там воды мало. Там – трещина в дне. Свежая, судя по всему. Вот бы увидеть, что провоцирует ее стремительное развитие? Рой добежал и сел, удивленно тявкнув. Гроллья лапа сама не ползает, Джанто может быть спокоен. Но вот хчелы…

Судя по всему, колония целиком участвовала в акции. Облепив молоденький куст с убранными в кольца корнями, гибкие узкие хчелы волокли его, тянули, толкали, несли на спинках. Крошечные – и могучие своей организованностью. Нет для хчел ничего вкуснее сока гролльей лапы. Только ей надо много воды для цветения. Рой зарычал, сообщая на базу об увиденном. В ответ вздохнул вожак. Пообещал выслать мобиль и передать информацию Джанто. Гролл улыбнулся, лег на вершине холма, пристроил голову на лапы и стал наблюдать. Если обнаруживается новое свойство экосистемы, с ней обычно не спорят. Прилетают, организуют наблюдение и думают. Хотя что тут думать? Прадед Ясень давно ругается с айри и требует делать заводи. Маленькие, мелкие и обязательно под скалами, в тени. Он же твердит снова и снова, что хчел нельзя воспринимать как развитие вида пчел. Что они иные, уникальные и полностью местные, перекроенные под здешние условия и продолжающие мутировать…

Куст гролльей лапы хчелы дотащили до канала. Стали спихивать все ниже. Туда, где уже весело шелестели два похожих, виновники возникновения трещины. Корни коснулись воды. Их кольца восторженно расправились, зашевелились быстро и уверенно. Чуткие уши гролла уловили хруст базальта водовода. Куст укоренялся с поспешностью и упорством, достойными этого сурового мира. Сухие листья глянцевели, на их поверхности проступал узор. На макушке цветоноса столбиком замер разведчик хчел, зацепившись тремя парами лапок и скрутив гибкое тело вокруг стволика. Ждал начала цветения, чтобы дать команду к сбору нектара.

День медленно, без спешки, клонился к вечеру. Тени острыми верхушками прицелились в сторону восхода и стали расти. Жар плыл маревом. Скопившиеся на берегу хчелы нетерпеливо стрекотали. Багровая луна ушла за горизонт. Свет сделался более пресным, белесым. Вдали, в пустом небе без облаков, появилась одинокая точка мобиля.

Рой открыл глаза.

Тот, кого Лорри звала Пауком, блаженствовал в соседнем кресле. Странный маленький человек с сухими слабыми конечностями. Старый, седой, с залысинами, больной. Вороватый, лживый, уступчивый… А вот поди ты, рассмотри каждого целиком. Он, оказывается, способен оценить красоту Хьёртта. Дед так и говорил: «У одних темнота – начинка души, у других – только защитная оболочка, колючки и броня, приобретенные от контакта с недобрым миром людей».

– Неизмеримо больше, чем я мог просить, – тихо признался Паук. – Какой бег… За всю свою жизнь я ни разу не шагнул без костыля. И не надеялся познать, что дано другим. Люди не умеют отдаваться процессу и сохранять память цельной… Давно уплыл в небытие этот день?

– Семь лет назад, тогда еще не ушел в память стаи мой прадед, первый в семье Орри свободный волвек – Ясень-старший. Почему вы не лечились? – нахмурился Рой.

– Разве от этого лечат взрослых? Медики разводят руками. Снавей слишком мало, на Релате и вовсе единицы, они же ушли к вам… К оставшимся добираются лишь самые упрямые родители. Мои сочли, что проще завести второго ребенка, здорового, – поморщился Паук. – Меня бросили в таком же городе, далеко на юге. Думали, наверное, что сдохну. Но я выжил.

Он скривился, встал, резко качнулся вперед, к своему креслу – высокому, вращающемуся, регулирующему уровень сиденья, самоходному. Позволяющему общаться с посетителями на равных. Лорри прибежала из соседней комнаты, расставила на краю стола разнокалиберные, явно выбранные самым случайным образом, емкости с горячим кофе.

– Волк, как она тебя подцепила? – посочувствовал Паук.

– Я детей не порчу, – возмутилась Лорана. – Щас ты у меня получишь за…

– И сделка отменится, – прервал поток возмущения Паук. Выбрал огромную кружку и подвинул к локтю. – Давай взглянем на итоги… гм… предварительного этапа экспертизы. Хотя взлом – он всегда взлом, есть ли смысл маскировать словами суть моих методов?

Рой стал смотреть. В информационных системах он разбирался самым поверхностным образом. Красиво – вот и все впечатления. Объемная проекция кольца айри Литтарима, увеличенная в разы. Сечения, метки, выкладки, сноски и матрицы анализа. Все цветное, мелькает быстро. И если хоть что-то удается вырвать в неразберихе – то лишь благодаря сохранению контакта с сознанием Паука. Холодное оно, цепкое и уверенное. Мечется, примечает, трогает узелки, дергает связи… Как целая колония хчел! И знает человек на редкость много. Красивое сознание, определенно. Жаль только, темной боли в нем многовато. Потому что обижали. Люди ведь не только волвеков не понимают. Худшие из них еще охотнее отрекаются от общности со своими же родичами. Унижают и за недостатки, и за достижения. Презрение и зависть – стабильная эмоциональная пара уродливого жителя Релата, потенциального держателя последнего контракта. Пауку всегда завидовали, не забывая его презирать и унижать.

– Логика построения системы не наша, – уверенно определил пожилой человек. Обернулся к Рою: – Работа айри, старая школа. На ней базируется ряд систем общего пользования. Люди полагают их полностью изученными и неприступными. Но я сам делал дыры в таких безупречных щитах. Под заказ, тайно, штучно и очень-очень задорого.